lauerz

 А теперь на телефоне уже тоже.
А я только написала подруге письмо про нематод.
Пойду напишу теперь этой подруге емайл. Все как в старые добрые времена.

У меня сегодня последний день каникул и я сплю и не могу проснуться. Будильник был на 10 утра. Я проснулась по будильнику и поставила его на 10:30 утра. В 10:20 утра я поснулаcь от того, что дом дрожал. Позвала Митю, который встал раньше, Митя говорит - это у кого-то в нашем доме стиральная машина разбалансированная. Ну ладно. Утро идет своим чередом. Разговариваю с подругой из Израиля. Вдруг приходит емайл от Верика - в Нью-Йорке было землетрясение. Вот тебе и стиральная машина. Но я рада, что рядом со мной мужчина, который может меня успокоить и отвлечь. Пойду скажу спасибо Мите.
BREAKING: A 4.7 earthquake rattles New York City and the surrounding area Friday morning. It happened at approximately 10:20 a.m. The quake was centered near Whitehouse Station, New Jersey, 40 miles west of New York City, according to the U.S. Geological Survey.

Я уж думала, меня взломали, но позвонила подруге, у нее тоже не открывается. А у вас что?

Осторожно, лонгрид! Я вам сейчас расскажу историю, и вы мне не поверите. Это история про метаболизм и как прожить до 120 лет, быстро двигаясь и не будучи обузой своим детям. Чтобы ответить на эти вопросы, я взяла интервью у Ирины Сорокиной.
Оксана: Ира, мы с тобой знакомы с сентября 1987 года, это почти 36 лет. Но мои читатели про тебя ничего не знают. Давай я у тебя спрошу про всё сначала. Например, расскажи нам, какое у тебя образование.
Ирина: Я закончила биофак МГУ, кафедру биохимии. Поступила в 1983, выпустилась в 1988.
О: О, это значит мы студентами в ДАСе пересеклись на один год. Я как раз поступила в 1987 году. Правда, мне казалось, что ты в ДАСе дольше жила. Наверное, когда в аспирантуру поступила, тоже жила в ДАСе?
И: Нет, я сразу после окончания пятого курса переехала жить к своему будущему мужу.
О: А чем ты занималась, когда училась на биофаке? Ну, про Оргкомитет (ОК) Школьной Биологической Олимпиады (ШБО) я сама помню, мы там с тобой и познакомились.
И: Да, я действительно участвовала в работе ОК, проводила выездные сессии ШБО в 1986 и 1987 году в городе Измаил Одесской области, куда приезжала к родителям на каникулы, и даже после этого два маленьких мальчика из Измаила приезжали на олимпиаду в Москву.
О: Круто! А я в в 1990 году проводила выездную олимпиаду в Харькове и Одессе, с Лёшей Сапожниковым. Хорошее было время. А ещё что?
И: Ещё я работала преподавателем в Заочной Биологической Школе при МГУ. Но совсем немного, у меня было всего два ученика. Мне кажется, это мало и я была не очень хорошим преподавателем.
О: Понимаешь, может это для тебя мало. А для каждого такого ребёнка это было окно в новый мир. Нас тут читают родители детей, которые небось сейчас думают что-то такое «Да я бы мечтал, чтобы с моим ребенком кто-то индивидуально занимался изучением биологии по переписке, два года, бесплатно, давая бы ему обратную связь на десять заданий» *** Ну хорошо, расскажи нам про свою дипломную работу.
И: Я делала дипломную работу в лаборатории Андрея Дмитриевича Виноградова...
О: Подожди, это известный биохимик! (я положу ссылку на него в комменты)
И: Да, это он. Я работала под руководством его сотрудницы Елены Васильевой.
О: Да, и что же вы делали?
И: Мы изучали свойства митохондриальной АТФазы.
О: О, я, кажется, про этот фермент детей учу в AP Biology, только по-английски он называется ATP synthase.
(Тут мы затеяли на 5 минут дискуссию о свойствах этого фермента, подробный пересказ которой читателю будет неинтересен. Короткий абстракт этой дискуссии такой: ATP synthase синтезирует АТФ, главную энергетическую молекулу клетки. Находится этот фермент на внутренней мембране митохондрий, и работает на производство АТФ при наличии градиента протонов через эту самую внутреннюю мембрану. Однако при отсутствии такого градиента, например, при наличии дырок в мембране, фермент катализирует обратную реакцию, то есть расщепляет АТФ.)
И: Да, это этот самый фермент.
О: Расскажи мне подробнее про эту работу.
И: Ну, главное в этой работе было сначала приготовить препарат субмитохондриальных частиц, содержащий активный фермент; добывали его из свежих бычьих сердец. Это было большое трудоёмкое мероприятие, которое проводилось примерно раз в год и в котором участвовало одновременно 5-6 человек. Начиналось всё в 4 утра с поездки на бойню, где получали свежие бычьи сердца (bovine hearts). В них происходит большая мускульная активность и содержится много митохондрий. Это классический орган и тип ткани, из которого многие лаборатории выделяли митохондриальную АТФазу. Дальше мы приходим в лабораторию, надеваем ватники и идём в холодную комнату.
О: А зачем в холодную комнату? И какая там температура?
И: В холодной комнате температура должна быть как в холодильнике - стараются поддерживать около 4oС. Такие комнаты есть почти везде, где люди работают с белками. Биохимики давно заметили, что если не хочешь потерять активность белка, держи его в холодильнике на всякий случай.
О: Так. А дальше?
И: Дальше эти сердца рубят, измельчают, гомогенизируют, много раз центрифугируют, обрабатывают ультразвуком, опять центрифугируют и выделяют фракцию, которая содержит пузырьки из внутренних мембран митохондрий. Ещё важно, что когда митохондрии обрабатывают ультразвуком, до обработки pH (уровень кислотности) должен быть один, а после обработки pH должен быть другой. Так в этих пузырьках создают искусственный градиент протонов. Эти протоколы разрабатывались и улучшались многими группами биохимиков по всему миру. Это тонкая кропотливая многодневная работа, и если что-то пошло не так, мембрана нарушается и синтез АТФ не получить. Эта работа научила меня в первую очередь уважению к биохимии белков, важности соблюдения протоколов и готовности к тому, что опыт может не получиться.
О: Да, в нейробиологии, в которой я работала, всё тоже занимало какое-то невероятное количество времени. На мою диссертацию пять лет ушло. А что ты делала в аспирантуре?
И: В аспирантуру я поступила в 1988 году, будучи беременной первым ребёнком. Мы там занимались белком под названием цитохром P450.
О: А что это за белок?
И: Это белок, член большого семейства белков, которые окисляют и готовят к выводу из организма самые разнообразные вещества, часто ксенобиотики (ксенобиотики это условная категория для обозначения чужеродных для живых организмов химических веществ, естественно не входящих в биотический круговорот). Мы его выделяли из печени кроликов, которых предварительно кормили барбитуратами, и у них тогда экспрессировалось много этого белка. Но я проработала там только несколько месяцев, меньше года. Потом в мае 1989 года родилась дочка, и пока я была в декретном отпуске дома с ребёнком, наступили огромные перемены, мой муж нашёл работу в США, и в аспирантуру я уже не вернулась.
О: А в США, насколько я помню, вы переехали в 1991 году. Это уже 32 года назад! Как быстро летит время! Расскажи мне, кем ты работала в США.
И: Моя первая работа была на кафедре фармакологии University of Kentucky. Там лаборатория занималась разработкой лекарства для предотвращения диабета. Идея была простая - уменьшить абсорбцию глюкозы, чтобы можно было углеводы есть, но чтобы они не усваивались. Опыты проводили на крысах.
О: О, как интересно!
И: Лекарственный препарат был на основе хитина, который легко получить из отходов панцирей крабов, например. Хитин, полимер, который не переваривается, резали на кусочки, и ковалентно привязывали к нему ингибиторы абсорбции глюкозы. Там нужно было делать очень много хроматографии, чтобы получить однородные и чистые хитиновые фракции, вот это я и делала. Я там проработала около года, а потом у меня родился второй ребёнок и я ушла в декрет.
О: Так, понятно. А где ты работала дальше?
И: Потом мы за Аркашиной работой несколько раз переезжали. Сначала в Сиэттл, штат Вашингтон. Там я работала в университете, экспрессировала белки вируса кори. Моя первая серьезная индустриальная работа была в биотехнологической компании Human Genome Sciences, это было в Мериленде. А потом мы переехали в Калифорнию, там я работала в двух других биотехнологических компаниях. Особенно интересно было в кристаллографической компании Structural GenomiX. Там у нас группа из пяти человек за год очистила 2000 белков для последующей кристаллизации, такое у нас было high throughput facility.
О: Кстати, а что такое очистка белков и зачем их нужно чистить?
И: В 99.999% случаев, если для какой-либо цели нужен препарат белка, его синтезирует та или иная живая клетка, кроличья или крысиная, бактериальная, дрожжевая и т.д. Потом эту клетку разрушают и из получившегося супа, в котором присутствуют тысячи разных белков, изолируют («очищают») тот белок, который нужен.
О: А дальше где ты работала?
И: Дальше я работала два года в Stowers Institute for Medical Research, в лаборатории Joan and Ron Conaway. Там я делала то же самое - в основном чистила белки, нативные из крысиных печёнок, а также сверхэкспрессированные в бактериях.
О: О! Знакомое название! Я тоже работала в этом институте, только в 2005-2007 годах, и мы с тобой в Канзас Сити пересеклись в смысле социальной жизни, но не в смысле работы в одно и то же время в одном и том же институте. А почему ты оттуда ушла?
И: Я к тому времени была матерью троих детей. Мне хотелось делать что-то своё. В 2004 году я основала свою компанию, Midwest Bioservices, и проработала в ней 8 лет, пока не решила её закрыть в 2012 году.
О: А чем занималась твоя компания?
И: Моя компания занималась идентификацией белков с помощью тандемной масс-спектрометрии. И немножко очисткой, конечно. Всего за это время у меня было 250 научных лабораторий-клиентов, включая NIH, Yale, Harvard, Siemens, Genentech, Promega, причём у многих были собственные facilities для масс-спектрометрии, но они всё равно обращались к нам.
О: Слушай, а расскажи нашим читателям, что такое масс-спектрометрия и чем именно вы занимались в вашей компании, какой в этом был биологический смысл?
И: Идентификация белков с помощью тандемной масс спектрометрии - это сбывшаяся мечта биохимиков, а заодно и клеточных биологов. С помощью этого метода стало возможно определить каждый белок в смеси белков любой сложности. Можно разделить, например, белки с помощью электрофореза или хроматографии и идентифицировать каждую полоску или пятнышко на полиакриламидном геле, каждый пик, сходящий с хроматографической колонки. Можно выделять и изучать белковые комплексы, делать протеомику (изучать и сравнивать экспрессию разных белков) в здоровых и больных тканях или в разных органах и в разных условиях. У моих 250 заказчиков были самые разнообразные проекты и каждый, кто присылал свои белковые препараты на анализ, обычно звонил, чтобы обсудить, как лучше приготовить образцы, и заодно рассказывал, что и зачем они делают. Так что у меня был взгляд изнутри на очень большое число самых свежих научных проектов, задолго даже до их публикации.
О: А, и это вы тогда сделали проект с Аней Кашиной? Про который ты рассказывала на ОК reunion в октябре 2011 года? (ОК reunion – это было сборище организаторов Школьной Биологической Олимпиады, которые на тот момент оказались в США. Организовывал эту встречу Лёва Ямпольский. Собралось человек двадцать, и мы все там выступили с докладами. Я рассказывала про школьников и как они учатся, Митя – про эпигенетику, а Ира – про белки).
И: Ну да. Давным-давно, когда не было технологий сверхэкспрессии белков в бактериях, все нужные белки чистили из «родных» организмов, и часто было так, что чистишь-чистишь, но после всех самых суровых очисток там всё ещё что-то с ним связанное остаётся. В этом есть смысл - значит, белок там в комплексе с чем-то важным, и нужно изучать этот комплекс. Но тогда не была широко доступна технология масс-спектрометрической идентификации, и все эти «загрязняющие» полоски оставались засушенными в гелях, приклеенных в лабораторных журналах. Когда у меня появился масс спектрометр и свободное время, как у девушки из анекдота, я начала всех знакомых спрашивать, не было ли у них такого примера, когда много лет назад что-нибудь чистили и не знали, что это там к нему «прилипло». И у Ани Кашиной нашёлся такой пример. Они чистили кинезин из зародышей дрозофилы! Представьте себе муху дрозофилу, теперь представьте себе ее яйца, а теперь представьте, сколько нужно их собрать, чтобы из них что-то выделить и почистить! Вот у них во время очистки никак не убиралась дополнительная полоска, которую тогда (лет за 10 до описываемых событий) нельзя было идентифицировать. Аня нашла свой старый журнал, вырезала полоски из старого геля и прислала мне. Так мы сделали маленькое, но важное открытие, что это у них Polo киназа связана в комплексе с кинезином. Мы с Аней опубликовали статью про это, где предлагали обратить внимание на эти комплексы, а также на то, что не нужно выбрасывать старые гели и заменять их фотографиями.
О: Круто! А что было потом?
И: Потом я закрыла свою компанию. Аркаша получил работу в Вирджинии, и нам нужно было переезжать. Это был хороший момент, чтобы всё взвесить и решить, хочу ли я продолжать эту работу. Это была интересная работа, но отсутствие нормальных отпусков и выходных, и вообще уровень стресса – это было не то, что мне нравилось. И я решила, что вот, это такой удобный момент, чтобы её закрыть.
О: Да, я понимаю.
И: Когда я наконец закрыла эту компанию, и продала масс-спектрометр и всё остальное оборудование, я почувствовала себя очень усталой. Я думала, что я выгорела от всех этих трудов. А потом оказалось, что у этого всего, кроме закономерной усталости, есть и другие причины, а именно то, что у меня очень плохое здоровье. Что я не могу ходить. Что у меня астма, и мне дают стероиды, и я становлюсь всё толще и толще, и что у меня диабет второго типа. Что я пытаюсь меньше есть, но если я не ем, у меня темно в глазах и голодные обмороки, а если я ем, я становлюсь сонливой. Что я при этом плохо сплю. И что у меня изжога. И что я в смысле здоровья просто разваливаюсь на части. Я думала, что вот, я немножко отдохну и всё наладится. В 2013 году мы переехали в Вирджинию. Прошло долгих четыре года, пока всё начало налаживаться.
О: А что в это время происходило с наукой?
И: В 2016 году я стала заниматься проблемой сворачивания белков в нативную активную трехмерную конформацию (protein folding). Поскольку никакой научной репутации у меня не было, ни лаборатории, ни грантов, то я могла себе позволить озвучить и начать проверять любую безумную теорию. Весь мой практический опыт работы с белками намекал на то, что, может быть, термодинамическая гипотеза сворачивания белков, предложенная Кристианом Анфинсеном еще в 60-70 годы, к большинству белков не применима. То есть, наверное, нужно заново посмотреть на сворачивание, как на активный процесс, требующий затрат энергии. Но как к этому подступиться, было непонятно. Ну вот я придумала простенький опыт со шнурком, и начала искать, кто бы смог его промоделировать in silico.
О: Да, слушай, это уже на моей памяти было. Я, кажется, в 2018 или в 2019 году пыталась тебе школьника-программиста пристроить на этот проект. Расскажи нам поподробнее про этот проект.
И: Мой дорогой муж сразу поверил, что полипептид можно «подкрутить», закрепив на одном конце и вращая за другой, и в 2016 году мы с Аркашей напечатали первую статью про сворачивание белков. Но потом у меня сильно заболела мама, и я поехала в Украину за ней ухаживать, и это меня надолго отвлекло от этой научной темы. И наоборот привлекло к теме здоровья. И вот почему: научное сообщество, занимающееся проблемой сворачивания белков, отнеслось к нашей модели очень плохо, рецензенты даже называли нас сумасшедшими. Стало понятно, что потребуется много-много лет и много здоровья и сил, прежде чем мы увидим изменения общепринятой парадигмы. Ну вот за здоровье и взялись 🙂 Такая странная связь.
А с проектом произошло следующее: Мы три года искали человека, который смог бы смоделировать поведение пептида, который “скручивают”. Написали три теоретические статьи, ездили на конференции по всему свету, дебатировали и дискутировали. Никто из “зубров” в этой области к нам серьезно не отнесся. Но нам повезло. Осенью 2019 года мы были на конференции в Ереване, я провела семинар в Институте Молекулярной Биологии Академии наук Армении, для маленькой группы, в которой был гениальный аспирант, Арутюн Саакян. Он нам поверил и начал потихоньку моделировать, а через полгода неожиданно написал, что всё получилось! Статью, в которой мы описывали первые результаты опытов, показывающие, что модель работает, не взяли в 14 журналов, напечатали только в 15м. Но теперь мы уже надеемся дожить до новой общепринятой модели сворачивания белков.
О: А с чего начались изменения к лучшему со здоровьем?
И: У меня появились силы в 2017 году. Это был переломный момент. Мне пришлось заново организовывать свою жизнь.
О: Расскажи, с чего ты начала.
И: Нас младшая дочь Наташа подписала на доставку китов для еды. Это был Hello Fresh. И нам стали приходить коробки в овощами и рецепты.
О: О, мне это тоже знакомо, мы тоже заказывали Hello Fresh около года.
И: Я поняла, что мне показывают, что из овощей можно сделать что-то очень вкусное. У нас у всех закостенелые привычки готовки еды, мы готовим одно и то же из года в год. А тут я увидела, что можно готовить что-то совершенно другое и это вкусно. Второй фактор – у меня была соседка, которая каждое утро приходила и брала меня на прогулку с собаками.
О: Хорошо. Повезло тебе с соседкой.
И: В середине 2018 года я взяла курс в Корнельском университете. Он назывался Plant-based Nutrition. Professor T. Colin Campbell.
О: О, как интересно. А какой был формат курса?
И: Это был стандартный университетский курс онлайн. В нём были лекции, уроки, задания и тесты. Всё как обычно. Даже, на мой вкус, он был слишком формальный, и я бы предпочла двигаться с моей собственной скоростью, но я двигалась как все. Профессор давал огромный список литературы.
О: Всё-таки коротенечко хотелось бы про содержание курса.
И: Если нужно очень коротко, то можно в 5 словах: Whole Food Plant Based Nutrition. Но они, помимо описания здорового питания и рациональных биохимических и физиологических основ такого образа жизни, затрагивали дополнительно очень разные темы. Был, например, раздел про хронические болезни, про социально-экономические причины нынешнего состояния здоровья американцев. Но главное, конечно, было описание того, как не утонуть в море информации и дезинформации, какую литературу читать, и чему можно доверять (смотореть, например, мелкий шрифт в конце статьи, оплачены ли данные исследования производителями сахара или колбасы).
О: Очень хорошо. И ты теперь этим Whole Food Plant Based Nutrition активно пользуешься? Расскажи про свой опыт.
И: Да, я пользуюсь их ресурсами, могу поделиться, например, сайтами, на которых опубликованы рецепты блюд, лекции, книги. Но самое главное, что я уже пять лет слежу за бурными дискуссиями сторонников низкоуглеводных кетогенных диет и сторонников обезжиренного питания и вижу, в чём проблема, почему никто ни с кем не соглашается, и как можно прийти к консенсусу. Интересно, что для того, чтобы в этом разобраться, каждому человеку нужно купить и регулярно использовать несколько приборов (глюкометр, измеритель кетонов, давления, весы, шагомер, измеритель сердцебиения и т.д), заказать и сделать тесты в лаборатории, обсудить результаты с врачом и составить свою картину своего здоровья, метаболизма и свой план действий. И всё получится. Становиться старым и больным не обязательно!
О: Круто! Спасибо за интервью.
О: Я недавно виделась с Ирой в Пуэрто-Рико. Она кормила меня Plant-based whole food и водила меня гулять. И выглядела она отлично! Это была моя идея сделать этот курс. Ну потому что если понял сам - то поделись с сообществом. Мы в этот раз будем предлагать курс на русском языке, а если хорошо зайдёт, позже будем его предлагать на английском тоже.
Русское название курса
“Как собирать и анализировать данные о себе самом, чтобы прожить длинную жизнь без болезней” или “В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и душа, и мысли… и белки, жиры, углеводы и нуклеиновые кислоты.”
Английское название курса
Quantified self OR The most complex machine in the known universe and what it takes to keep it working for 120 years.
Курс в этот раз будет проходить на русском языке с элементами английского (слайды, диаграммы, статьи). Всего запланировано пять лекций. Встречи будут по воскресеньям в 12PM EST (это время по Нью-Йорку) 30 апреля, 7 мая, 14 мая, 21 мая, 28 мая. 9AM в Калифорнии, 17:00 в Лондоне, 18:00 в Берлине, 19:00 в Киеве и Израиле.
Стоимость курса: $75, мы просим перевести эту сумму команде медицинских работников, которые помогают пациентам в Украине и сопредельных странах Global Disaster Relief Team (https://www.gdrt.org/) с пометкой "За курс Quantified self". Курс бесплатный для граждан Украины и беженцев.
Короткое содержание пяти лекций (если нам нужно также перевести это на русский язык, то вы мне скажите в комментах, мы переведём). Во время лекции можно будет задавать вопросы в зум чате, и в конец лекции инструктор на них ответит.
1. “The most complex machine in the known universe. What it takes to keep it working for 120 years.
Incredible complexity of cellular biochemistry and metabolic pathways. Thousands of metabolites, misunderstanding and myths about them in popular culture. Why do we need to distinguish between fuel and building blocks? Metabolic differences in various tissues and organs, genetic variations in human populations, metabolism in healthy vs diseased body. Cancer as metabolic disease”
2. How to break the most complex machine in the universe by misuse and neglect. Can it be fixed?
The most common chronic disease conditions - metabolic syndrome, type 2 diabetes, heart disease, cancer, dementias - all have common roots. Good news - most of the chronic diseases are preventable and reversible. Incredible amount of new information and slow response and acceptance by the medical practice. Basic research. Epidemiological data. Clinical trials. Citizen science and observations. “Quantified self” culture.
3. Fixing the failing body. Part 1 Discovery.
First and foremost: be your own advocate and research scientist. Use your doctor as a resource but do the homework. Observe, learn and identify your own problems. Use tools at home: observation and diary, cognitive tests, measuring tape and scale, glucose monitor and ketone body monitor, pressure monitor, Fitbit, smartwatch, Oura ring, and others. Lab tests to ask your doctor about. Books and internet resources that could be trusted for education. Danger: for each good source of information there are hundreds that misinform. How to navigate them.
4. Fixing the failing body. Part 2. Action
You know your problem. Now what? First universal practical steps. Design your own pathway. Examples and reputable resources for Diabetes 2, heart disease, cancer, other chronic diseases. What is common in these “diseases of affluence”, what is unique and what we can do to heal each and all. It can be done. My own experience and 5-year and 10-year results, with mistakes, setbacks, lab numbers and photographs 🙂.
5. Popular diets, regimens, supplements and other utterly confusing topics.
How not to become overwhelmed by the information shower. Popular myths and harmful health advice. Who to trust in the medical community. Conventional medicine. Integrative medicine. Internet gurus. Common sense approach. List of good doctors, their lectures, books and presentations.
После каждой лекции инструктор будет давать три части домашней работы (все необязательные, но желательные).
Website с рецептами очень интересной еды - выберите один рецепт и приготовьте.
3 видео с выступлениями врачей, ученых, нобелевских лауреатов (на английском языке, но в youtube можно сделать субтитры на русском).
3 статьи для самостоятельного прочтения (на английском языке).
Каждому участнику, который посетит все лекции, можно будет встретиться с Ириной на один час для question and answer private session, в течение трёх месяцев после окончания курса.
Линк на регистрацию будет в первом комменте.

Сегодня у нас было необычное воскресенье, мы ездили в гости к подруге Асе. Готовиться к этой поездке нужно было за неделю, потому что обычно в воскресенье я учу троих студентов в других часовых поясах, и одного я передвинула на субботу, а двух других учила сегодня в 7 утра и в 8 утра. Это мне так удалось расчистить воскресенье для совместного времяпрепровождения с друзьями. Из Бостона на побывку приехал Марк, первокурсник Гарварда. Верик приехал отдельно от нас на своей машине (и остался потом там на пару часов после того, как мы уже уехали). Ася и Лора приготовили ланч. Пока они готовили, мы болтали обо всё на свете. О рынке труда, о покупке дома, об изучении языков. Верик сегодня узнал, что я учу латынь на Дуолинго и страшно возмутился. Говорит: Дуолинго хорошему не научит, они не уделяют должного внимания произношению, они тебя не научат правильно говорить. Я посмеялась и сказала, что не то чтобы я собиралась говорить с носителями языка в надежде, что они меня поймут. Потом Верик сказал, что нужно учиться грамматике и формам глаголов, схватил свой блокнот, и написал в нём спряжения глагола to be для разных лиц. Я честно сфотографировала и прилагаю. Но и то правда, не знаю я никакой латинской грамматики. Пошла сразу же на амазон и купила книгу по латинской грамматике, себе на Киндл. Ещё Верик спрашивал – ну и чему они тебя научили? Я гордо сказала: Frater domi dormit. Mater scribit et studet. Ego sum femina. Это почему-то страшно всех развеселило. (Ну извините, это то, что я случайно помнила в данный момент). Верик потом ещё горячился, что он получил золотую медаль по латыни и он лучше знает, как нужно учить латынь. На что я ему сказала, что Дуолинго всегда со мной, 24/7, а Верика я не вижу практически, так что толку от его proficiency в латыни для меня ноль. Потом приехали Асины родители, Элиезер и Геся. Мы ещё немного посидели и потрындели (дети с полчаса тискали и кормили двух морских свинок, похожих на слонов). Я спрашивала у Марка какие курсы он берет в Гарварде, но воспроизвести не берусь, всё там как-то сложно. Он ещё берет один курс в MIT (там такое можно), и это курс для graduate school (!!!). Ещё Марк там поет в хоре, и ему это очень нравится. Хор будет выступать весной три раза, мы решили поехать в Бостон послушать этот хор. Если получится, можно все три раза. Можно как-то объединить с встречей с друзьями, если у кого будет желание. Про Верика я тоже узнала много интересного: он теперь работает в том самом community theater, где он пел и танцевал Chicago пару недель назад, и пошёл играть в театр в своём колледже. Две предыдущие работы тоже пока остались, но эта работа с театром вроде небольшая. И новая работа и новый театр - это здорово, но мне жалко, что он перестал актерской работой заниматься в community theater. Ну, посмотрим, может ещё передумает. Потом мы все вместе пошли гулять и большая часть фоток была сделана мной на прогулке. Мы погуляли и было очень, ну просто очень мило. Дети пообщались. Мы с Асей пообщались. Родители Асины погуляли, ну просто лепота. Мы гуляли группками, и состав группок всё время менялся, и время от времени раздвались взрывы гомерического хохота то от одной группки, то от другой. Дети обсуждали падежи в русском языке (почему? Не знаю) Я зачем-то заговорила о книге Мастер и Маргарита и сказала, что Лоре её хорошо бы прочитать. Лора про эту книгу не слышала, а, оказалось, что она у них есть, может быть они вместе с Асей прочитают. Лоре 16 лет, я думаю лет с двух она ходит в субботнюю русскую школу и учит там русский язык. Говорит по-русски свободно, но у неё такое мнение, что вот так взять и прочитать книгу будет сложно. Потом мы пошли на озеро Персик. Обнаружили что мостки там сняты, я думала они намертво прикручены, но наверное они были понтонные. Видели двух лебедей, которые ныряли за кормом и показывали нам свои очаровательные белоснежные попки. Нам почему-то было очень смешно, а они на нас, разумеется, не обращали никакого внимания. Под конец дети подбежали к качелям и стали на них качаться. Марку будет 19 лет через месяц, Верику 18, Лоре 17 будет через три месяца. Качаются как будто им три года. Они позвнакомились в субботней русской школе в мае 2007 года, почти 16 лет назад. Марку тогда уже было три, Верику 2 и 8, а Лоре в том же месяце исполнился год. Рехнуться можно, как быстро бежит время.
Ну и вот, это был счастливый день, и невозможно понять, почему это нельзя делать часто, что нам мешает. Вечно какие-то дела. Я после ковидной весны 2020 года научилась застывать как муха в янтаре, и неделями не выходить из дому, ну только в школу и из школы, и изредка в магазин. Надо работать над собой и что-то придумать.

Алексей Шипунов. Будут издавать том Botanica Pacifica, посвященный его памяти. Приглашают ученых к сотрудничеству, особенно тех кто его знал и работал с ним над совместными проектами.

Dear Colleagues,
We invite you to contribute to a Special Issue of Botanica Pacifica dedicated to the memory of Alexey Shipunov (1965–2022). Alexey Shipunov was a biologist of exceptional breadth. His research included (but was not limited by!) so diverse areas as macro- and microevolution, taxonomy and nomenclature, floristics, quantitative methods and databasing. Alexey studied fungi, protists, viruses and of course angiosperms (especially Plantago, Dactylorhiza and Centaurea). Alexey was a great Teacher of botany in various meanings of this word.
We anticipate that the Special Issue will be composed by papers contributed by Alexey’s colleagues and/or focused on research topics somehow related to his studies. Review and opinion papers are welcome. Since Alexey has a lot of collaborations, the Issue may be used as opportunity to finalize and publish such collaborative studies. Finally, taken in the mind the fact that Alexey was an encyclopaedic person, simply high-quality research can be included in the Issue.
Please contact any of the Issue Editors until 1 March 2023 to offer a title of your contribution to the Special Issue. The deadline for manuscript submission is 1 May 2023. All manuscripts should be submitted in English following guidelines of Botanica Pacifica (http://www.geobotanica.ru/bp/). Adding a memorial section at the end of the paper is encouraged, but not required. The memorial section can be either in English or Russian. All papers will be subject of blind peer-review according to the policy of Botanica Pacifica in coordination with Special Issue Editors.
Botanica Pacifica is an international fully open-access journal indexed in Scopus. No processing fee or article submission charges are required. Papers are being rapidly published online before final publication of volumes.
With best regards,
Editor-in-Chief, Botanica Pacifica, Pavel Krestov, krestov@botsad.ru
Special Issue Editors
Petr Efimov, efimov81@mail.ru
Alexei Oskolski, aoskolski@uj.ac.za
Svetlana Polevova, svetlanapolevova@mail.ru
Dmitry Sokoloff, sokoloff-v@yandex.ru
http://ashipunov.info/

На прошлой неделе мы все легли костями, чтобы дописать план нашего проекта по DNA barcoding. Четыре школьницы, я и моя co-teacher. На этом пути нас ожидали разные препятствия. В последний день (когда был deadline подачи) заболела школьница, которая была лидером группы, и которая написала больше всего текста. А кроме того, оказалось, что система не узнает ни меня, ни мою co-teacher, и не разрешает нам сделать account. Пишет: а вы должны тренинг пройти, и согласно нашим записям, вы его не прошли. А мы как раз прошли, я один тренинг, а моя co-teacher целых два. Так что всю пятницу мы им писали и звонили, посылали им свои сертификаты. И они сказали да, ошибочка вышла, прошли вы конечно тренинг, и дали нам возможность подать. Мы подали. А сегодня пришло письмо, что они нас взяли. Моя co-teacher только что прыгала от счастья в классе в присутствии двадцати детей. Дети обалдели.

Осторожно, longread! Я вас сейчас расскажу историю и вы мне не поверите.
22 и 23 декабря я взяла интервью у Юлии Бродской, бывшего инструктора космонавтов Международной Космической Станции (International Space Station), в настоящее время основателя и преподавателя двух образовательных платформ, Art of Inquiry (artofinquiry at net) для обучения детей космическим и земным дисциплинам, и Earthlings Hub (earthlingshub at org), который был создан для образования украинских детей беженцев в марте 2022 года.
О: Юля, привет! Как хорошо, что ты согласилась мне дать интервью. Давай начнём с самого простого.Как давно мы с тобой знакомы?
Ю: По крайней мере, пару лет.
О: Да, в июле 2021 года мы с тобой вели переговоры о том, что хорошо бы познакомить твоего сына и Анчину дочку, потому что они оба интересовались энтомологией.
Ю: И к тому времени мы были уже знакомы года два.
О: (Я уже после интервью пошерстила фейсбук – он всё помнит. Фейсбук сказал мне что мы френды с июня 2020 года, надо думать с момента создания Питонового клуба. Кроме того, небольшие поиски и один звонок Юле Турчаниновой - основателю известной Фейсбук-группы для хоумскулеров “Education without school” - показали, что мы обе участвовали в видеовстрече группы “Education without school” в декабре 2020 года. То есть, познакомились мы в 2020 году, и в том же году смогли поучаствовать вместе в проекте.)
Ю: И мы оба были преподавателями Марабу, хотя и в разные годы - и ты меня консультировала, где там на озере лодки.
О: Точно! Про нас с тобой мы выяснили. Начнём наше интервью. Где ты родилась? Как прошли твои школьные годы?
Ю: Я родилась в городе Ленинграде в 1973 году. В школе я училась плохо, мне было безумно скучно. При этом я с огромным энтузиазмом ходила в разнообразные кружки, куда записывалась сама, к некоему изумлению родителей: в театральный, зоологический, походный, да еще в школу фехтования (четыре года фехтовала на рапирах). Кроме того, я каждое лето ходила с родителями и их друзьями на байдарке, слушала разговоры очень неординарных взрослых. После школы сидела в библиотеке и учила наизусть стихи. И даже училась играть на балалайке, хотя у меня совершенно не было слуха.
О: На балалайке! Круто! Но как? Почему?
Ю: Я хотела учиться на гитаре, но учителя плакали, слушая меня. Подружка по даче, посочувствовав моему горю, привела меня к своему прекрасному учителю - руководителю оркестра народных инструментов. Он посмеялся, послушав мое пение, и пообещал, что если я справлюсь с балалайкой, он выучит меня играть на гитаре. Я ходила туда два года, и даже играла “С деревьев легок, невесом слетает желтый лист” на каком-то концерте в ДК культуры. Но до гитары дело так и не дошло. Той же подружке я глубоко благодарна за то, что она познакомила меня с книгами Януша Корчака и Фриды Вигдоровой.
О: С ума сойти!
Ю: Поскольку в школе было скучно, мы с друзьями частенько прогуливали школу и шлялись по городу, из Эрмитажа в Музей этнографии, из Русского музея в Исаакиевский собор, самообразование у нас было мощное. В плохую погоду мы сидели дома, слушали Ландсберга, Цоя и Ивасей, и решали задачи из журнала Квант. А когда подошёл конец восьмого класса, меня выгнали из школы с неудом по поведению (за прогулы).
О: Охренеть. И сколько тебе было лет?
Ю: Мне было 14 лет, восьмой класс. Моя любимая учительница литературы поставила мне тройку и сказала «Надо было больше заниматься». Я ужасно обиделась, потому что литературой, особенно поэзией, я в тот год занималась без перерыва - но не в школе. На все это наложилось очень быстрое ухудшение зрения.
О: Слушай, подожди. А где в это время были твои родители?
Ю: Мои родители как раз разводились и не очень отслеживали, что там у меня происходит.
О: Ну, а в седьмом классе, до всех этих потрясений, ты училась хорошо?
Ю: Отличницей я никогда не была, потому что была лентяйка, и к тому же мне было скучно следовать формату урока. Поэтому мне иногда нравилось троллить нелюбимых учителей. Прихожу, помнится, на урок и с удивлением узнаю, что надо было неделю готовиться к сочинению на тему “Моя будущая профессия”. И вот ребенок из семьи потомственных интеллигентов, вообще, так сказать, дитя асфальтовых джунглей, не моргнув глазом выводит крупным шрифтом “Прекрасная работа чабана”. Далее на четырех страницах в красках описывались условия труда этого работника сельского хозяйства :
…Представьте: колыхание травы,
Полночный крик рассерженной совы,
И волка вой на синюю луну,
И тихий бег воды по валуну…
А также суммировалось, что привлекает в этом занятии автора:
На каждом из утесов наверху
Я камнем выбью в скалах по стиху.
Они века веков переживут,
И только под обвалами умрут.
Когда прозвенел звонок, я только-только вошла во вкус. Но ничего не поделаешь - надо было заканчивать. Так что я влепила туда завершающую строчку:
Как хороша работа чабана!
Гордится ей советская страна!
Учительница пыталась вызвать родителей в школу, чтобы выяснить, действительно ли я собираюсь быть пастухом…
О: Стихотворение очень крутое!
Ю: А в другой раз мы остались после уроков мыть полы в классе, и мальчишки в нас стали кидаться грязными половыми тряпками, а потом быстро выскакивать из класса. Мне это сильно не понравилось, и я решила в ответ облить их грязной водой из ведра. Спряталась за дверью, и когда кто-то вошел, выплеснула всю эту воду. Упс - это оказалась моя классная руководительница.
О: Ничего себе! Да ты действительно была trouble!
Ю: Ох, бедные мои учителя! Впрочем, они тоже были хороши. В пятом классе в школу пришел новый учитель литературы. Мне он скорее нравился, потому что был явным фанатом литературы, и я тоже. Однако он решил привить любовь к литературе всем подряд, авторитарным методом. И вот мы не сдали вовремя какое-то задание, и он в наказание запер нас, всех сорок человек, на ключ. Класс был на втором этаже. Поскольку часть детей в классе были будущими профессорами, но другая часть - будущими уголовниками, и у них в карманах нашлись ножи, вскрыть шпингалет окна, и веревки. Мы помогли одному парню вылезти из класса, он побежал за родителями, родители пришли и мы прыгали к ним в руки со второго этажа.
О: Вот это да! У меня просто нет слов!
Ю: Учителя после этого выгнали. А вообще-то он был неплохим литератором, просто решил себя попробовать в педагогике.
О: Да уж, попробовал. А что это у тебя за школа была?
Ю: Школа 169 имени Рихарда Зорге в Ленинграде. Надо отметить, в школе был классный музей, со всякими доисторическими радио и т.п. Можно было там сидеть и представлять, что ты перенесся на полвека назад.
О: Так, а что было дальше?
Ю: Весь этот год, восьмой класс, я гуляла по городу. В кинотеатре Спартак продавали отличное шоколадное мороженое. И прямо напротив него была физико-математическая школа №239. Однажды, грызя мороженое, я подошла ко входу школы - там висели мятые жестяные таблички: «В этой школе не учат считать», «Детский сад №239», и приклеенная от руки бумажка, гласившая: «Нематематики считают, что математики считают». Меня это так заинтриговало, что я заглянула внутрь. Внутри было очень красиво, широкие мраморные лестницы, на стене - огромное расписание занятий. В вестибюле никого не было, я подошла и стала с интересом его изучать. Зрение у меня плохое, так что стояла я вплотную. И вдруг по лестнице спускается мальчик чуть старше меня. Мой предыдущий школьный опыт подсказал, что мне сейчас крикнут: «Отойди, полстены заслоняешь!». И тут он произнес: «Девушка, простите что я вас побеспокоил, вы разрешите мне на минутку взглянуть на расписание?» Я поняла, что хочу учиться в этой школе.
О: И как тебе удалось в эту школу попасть?
Ю: Каждую весну у них была вступительная олимпиада, и я решила попробовать. Мне страшно было туда идти одной, и я потащила за компанию свою подругу. Подруга эта позже окончила матмех и сейчас менеджер в Microsoft.
О: Круто! Как ты её удачно сманила в физ-мат школу!
Ю: Да! Она на этой олимпиаде выступила одной из лучших, а я проскреблась по дну, но все же получила минимальный балл, необходимый для поступления. В школе можно было выбрать специализацию. В тот год только начиналась информатика, и большинство учеников рвалось туда. Но мне были интересны люди, и я выбрала преподавание. К нам приходили студенты старших курсов, читали курс по психологии детского развития. Многие мои одноклассники потом пошли учиться в педагогический институт Герцена и позже стали известными педагогами, завучами, директорами школ, ректорами вузов.
О: Да, слушай, ты попала а очень серьёзное заведение!
Ю: Вот в этой школе точно не было скучно. Из 239-ки вышли такие люди, как Борис Гребенщиков и Алиса Фрейндлих, математики Григорий Перельман и Стас Смирнов, и многие-многие другие.
О: О, и Григорий Перельман там учился? Он был твой одноклассник?
Ю: Нет-нет, он был старше. Многие ребята из школы участвовали во всероссийских и международных олимпиадах. Я, конечно, не могла с ними тягаться даже близко - но вот эта возможность общаться с людьми такого уровня развивает сама по себе. Мы ходили в походы с учителями и выпускниками - и вокруг Ленинграда, и далеко в Хибины. В школе были не только лучшие преподаватели математики, но и замечательные учителя литературы, у нас были еженедельные литературные вторники, дети читали стихи, играли музыку, делали постановки. 239-ка, конечно, удивительное сообщество думающих и творческих людей.
О: Я поняла, что это была отличная школа, здорово, что ты туда попала. А как ты выбирала вуз?
Ю: В те годы моим основным интересом была поэзия, и в идеальном мире я бы пошла в какой-нибудь литературный вуз. Но шел 1990 год, родители сказали, всё меняется, неизвестно в какой стране мы будем жить через несколько лет, давай ты всё-таки пойдёшь учиться технической специальности.
О: Да, я понимаю, они наверное предположили, что литературу ты сможешь продолжать любить в свободное от работы время.
Ю: Я при этом ещё в школе поняла, что у меня не очень-то получается делать что-то руками (частично это, наверное, было связано со зрением). Поэтому я задумалась, на какую техническую специальность пойти, чтобы ничего не нужно было делать руками – и поняла, что это астрофизика!
О: А-ха-ха! Это ловко. И куда же ты пошла?
Ю: Я поступила в Политехнический институт имени Калинина в 1990 году - а в 1996 году, когда я его закончила, он назывался уже Санкт Петербургский технический университет имени Петра Великого. При этом свою дипломную работу для Политеха я писала в Rice University, в США.
О: Но как? Как ты попала в Америку?
Ю: В 1996 году я выиграла гринкарту.
О: А, понятно.
Ю: Но первый раз в США я приехала в 1992 году, на летнюю стажировку в институт Луны и планет (Lunar and Planetary Institute) в Хьюстоне, занималась магнитной электродинамикой в аккреционных дисках. Моим научным руководителем был чудесный Томас Степински из Польши. Мой устный английский тогда никуда не годился. Так что общались мы так - я писала текст, Томас его читал, правил и говорил: “Dobrze”.
О: Отлично!
Ю: В общежитии я жила с девочкой из Мексики, которая была католичкой, и по нескольку раз в день вставала на колени и молилась, что не мешало ей участвовать в космических исследованиях. Всё это было для меня огромным культурным шоком. Сам институт стоял в джунглях, и стены у него были стеклянные, из леса выходили звери и подходили к этим стенам - а ты сидел внутри и смотрел на этих зверей. Это было прекрасно!
О: Да, действительно впечатляет!
Ю: Это было такое маленькое (тогда) сообщество, уютное, доброжелательное. У одного сотрудника был маленький ребёнок, он принёс на работу детский манеж и счастливый ребёнок прыгал в этом манеже. Весь институт ходил и агукал с этим ребёнком.
О: Подожди, это всё классно, но я всё равно не понимаю, почему так получилось, что ты писала свой диплом в США.
Ю: Мой младший брат переехал в США и пошел в здешний вуз. Моя мама стала по нему скучать - и в результате переехала в США и стала работать техническим переводчиком. Я же в 1994 году заболела каким-то ужасным гриппом, после которого развились осложнения и началась очень тяжелая астма. Одновременно с этим, не хватало лекарств и витаминов, да и есть было особо нечего. Было ясно, что для выздоровления мне срочно пора ехать куда-то, где тепло и вкусно. В 1995-ом я получила студенческую визу в первый попавшийся community college, взяла там английский язык, а чтобы добрать ещё три предмета, и быть full-time student (этого требовала виза), еще и французский, класс катания на каяках и public speaking.
О: Все эти классы явно пошли тебе на пользу!
Ю: Я училась в community college и сильно нервничала, как же мне писать диплом для Политеха, мне же летом защищаться? И вот я нахально заявилась в Rice University, на кафедру астрофизики, с дикой просьбой: «Дайте мне работу, по которой я могу написать диплом». По-хорошему, меня должны были выгнать сразу. Но коридоре я наткнулась на профессора по имени Edison Liang, который чудом знал некоторых моих учителей и согласился взять меня к себе. Он оформил меня как Research technician, и поставил мне задачу по обработке данных со спутников. Через несколько месяцев мы с ним и еще несколькими студентами и сотрудниками опубликовали статью. И с этой статьёй я поехала обратно в Россию защищать свой диплом.
О: Невероятно.
Ю: Конечно, все мои данные, вся работа была на английском. И вот приехала я в Россию, спрашиваю, можно я диплом буду защищать на английском языке? Сперва мне разрешили. А за несколько дней до защиты вдруг говорят – нет, будешь защищать по-русски.
О: И как же? Ты его перевела?
Ю: Нашелся знакомый, который в то время писал программу автоматического перевода, для внутренних нужд своего отдела. И я решила ей воспользоваться. Это было очень смешно. Программа была задумчивая и постоянно задавала мне вопросы:” Материя переползает? перепархивает? от одной двоичной? звезды (я занималась двойными звездами) к другой”. Первые и последние две страницы я поправила, а остальное править на приличном уровне времени не было. Одна надежда, что русскоязычную версию никто не читал.
О: Ох ты ж! Вот уж действительно, защита диплома (тут мне вспомнилась моя защита диплома, тоже прикольно, хотя мне и не пришлось ездить за дипломом в США).
Ю: Слава богу, мой научный руководитель Юрий Николаевич Гнедин, вице-президент Пулковской обсерватории, читал английскую версию и сказал на защите «Это хорошая дипломная работа». Так что все закончилось удачно. После защиты я переехала в США.
О: А что именно у тебя было написано в дипломе?
Ю: Инженер-физик со специализацией в области космических исследований.
О: И как шли поиски работы?
Ю: Я сразу начала искать работу. Но был нюанс. Читать, писать и говорить по-английски я умела, но всё ещё не могла понимать на слух.
О: Ой, это наверное было тяжело!
Ю: И не говори! В конечном итоге я английский выучила прямо на работе. Для поисков работы, я брала в магазине бесплатную газету с объявлениями и без особого успеха подавала на работы. Резюме я толком писать не умела. И вот как-то иду я по нашему апартмент комплексу, а навстречу мне тётенька, вдвое старше меня, тащит loveseat. Я предложила ей подсобить, и мы вместе дотащили диван. Она меня усадила, напоила чаем, расспросила, кто я и откуда. А потом поправила мое резюме, и я стала рассылать его, обычной почтой.
О: А почему не по емайлу?
Ю: Ты знаешь, у нас в то время не было денег, и ничего не было. Не было компьютера.Только пол, да пластмассовые стол и стулья с помойки. Сосед как-то зашёл к нам в гости за солью, оглядел помещение, и, странно улыбаясь, спросил, можно ли одолжить pot. Я этого сленга, разумеется, не знала, и как добрая девочка вынесла ему ковшик.
О: То есть он у тебя спросил, есть ли у тебя наркотики, а ты в ответ принесла ему пустую кухонную утварь. Вот парень удивился!
Ю: И вот в один прекрасный день мне звонят по телефону, компания – контрактор NASA, под названием United Space Alliance, и приглашают меня на интервью.
О: Здорово!
Ю: Да, здорово, но в то время я одевалась в second hand и ходила в шортах и футболках. А мама сказала – на интервью нужно идти в платье. У мамы был клетчатый сарафан, неизвестно каких годов. С маленькими кармашками под углом. Мама мне в эти кармашки напихала квортеров (монета в 25 центов, quarter), чтобы я могла после интервью ей позвонить и сказать, что меня пора забирать. И вот заявляюсь я на кампус НАСА в этом сарафане. Нашла здание, что было не так легко, а спросить я стеснялась. Захожу в комнату, где должно проходить интервью, трясу руку работодателю и все эти квортеры со звоном сыпятся на пол. Руководитель программы подготовки космонавтов, с которым у меня интервью, ныряет под стол, чтобы помочь мне собрать эти квортеры, и я, соответственно, тоже. Так под столом я и встретилась со своим будущим начальником. Классный icebreaker, всем рекомендую.
Будущий начальник, Билл, отсмеявшись, говорит – ну расскажи мне про себя. Чем ты занималась в Rice University? Поскольку я изначально готовилась защищать диплом на английском, он был хорошо отрепетирован. Я подошла к доске, и рассказала про свой диплом весьма достойно. Билл был доволен. Он пояснил, что в космос полетят совместные российско-американские экипажи, и ему нужен инженер, который может говорить и по-английски, и по-русски: “Учти, МКС еще не построена, что ожидать, никто не знает. Обучать тебя никто не сможет, все сама. Хочешь такую работу?” И я сказала: «да». И он меня взял.
О: Потрясающая история!
Ю: Звали его William O’Keefe, director of NASA training center. Он специально набрал молодых ребят. Сказал: мне нужны люди, которые ещё не забыли, как учиться, и которые смогут разбираться в новом. Это было безумно интересно, работать с космонавтами, анализировать, как работает система. Сначала я разбиралась сама, потом учила космонавтов. Мы работали на Space Station Training facility, там был макет космической станции, космонавтов сажали в этот макет, и говорили им, что у них что-то сломалось. Космонавты должны были по крайней мере выжить и по возможности спасти станцию, в идеале вернуть все в рабочий режим. Проблемы бывали очень разные. Вот например: у вас заболел зуб на станции, ваши действия? Отрабатывались всевозможные поломки (помню я ходила кругами вокруг фонтана и думала, что бы еще такое сломать на станции), геополитические ситуации – например, в Казахстане волнения, и запуск корабля Прогресс задерживается.
О: С ума сойти. Это тебе было 24 года и в этом возрасте ты стала тренировать космонавтов?
Ю: Да. Ещё я ездила в Россию, в Звёздный Городок, в центр Энергия, сопровождала туда экипажи. У меня было несколько направлений работы, в частности, я отвечала за стыковку.
О: И долго ты там проработала?
Ю: Четыре года, с 1997 по 2001. Данечка родился в апреле 2000 года. Очень тяжело шла беременность. Я в беременном виде поперлась в командировку в Москву, где мы все очень сильно отравились в заводской столовой. Плохо было всем, но беременная была только я. И мне было хуже всех. Меня вывезли обратно в Америку. Во время родов мне сделали emergency кесарево. Данька родился с кучей проблем, грудь не брал, не спал. Я пыталась работать. Но все эти семейные обстоятельства и моё собственное здоровье, плюс ночные смены в NASA, это всё не клеилось. И я ушла.
О: Да, я понимаю. А у тебя двое детей?
Ю: Нет, трое. Даня, Маша и Ося.
О: Круто! А кто твой муж?
Ю: Боря - руководитель проектов в FDA. Он окончил в Киеве политехнический институт по специальности прикладная математика. По приезду в США он устроился программистом на кафедру психологии в SUNY, заинтересовался когнитивной психологией, окончил University of Chicago с магистерской степенью в decision research. Учился принимать решения в тяжелых условиях. Мы с Борей познакомились под Новый год, в декабре 1998 года, и на третий день знакомства он мне сделал предложение. Я ему говорю «Боря, но ты же меня совсем не знаешь», а он мне - «Это моя специальность – принимать решения в условиях недостатка информации».
О: Действительно, смешно! Ну и смотри, какой удачный брак! Уже более 22 лет, трое детей! Классно Боря принял решение!
Ю: В конце 2021 года мы попали в Калифорнию, Борина работа его туда перевела. Боря занимался Марсом.
О: Марсом?
Ю: Боря разрабатывал управляющие системы марсианской станции. Временами он ездил в Юту и Аризону, сидел в макете станции, выходил гулять в скафандре. С большим удовольствием делал фотографии марсоходов, которые бегали по пустыне Аризоны.
О: Понятно. (Хотя, когда я готовлю это интервью, я думаю: какой Марс, какие вездеходы и какая психология в этих вездеходах, и всё это в 2000 году??? Но спросить во время интервью не сообразила).
Ю: В NASA я была именно инструктором, вела лекции, разрабатывала онлайн-занятия, писала учебные пособия. А когда родились мои дети, мне стало интересно, как устроено образование в Америке. И в 2002 я пошла работать в San Francisco University High School. Это College Prep School в центре Сан-Франциско. Необыкновенно красивый кампус и очень классные учителя. У научного департмента был свой собственный, глубокий курс физики, основанный на истории и storytelling, и прекрасно оборудованная лаборатория. Кроме этого, я преподавала в Cupertino Community College в Силиконовой долине - вела курс space science, astronaut training. БОльшая часть народу, которая этот курс посещала, были телевизионщики и видео-журналисты, они хотели знать, какие случаи бывают в подготовке космонавтов.
О: Мне всё больше начинает казаться, что про твою жизнь нужно снимать кино. Вот бы тут эти телевизионщики пригодились!
Ю: Потом, когда родился Ося, мы жили уже в Мэриленде (переезжали с работой мужа), и я пошла работать part-time в католическую школу для девочек.
О: Да ты что? Серьёзно?
Ю: Работа в этой школе навсегда меня излечила от идеи, что мальчики и девочки обязательно должны учиться вместе. Этим девочкам явно было хорошо друг с другом, и они меньше боялись высказываться, особенно в математике и науке. Я вела там алгебру и physical science.
А тем временем мои собственные дети стали подрастать. Машка – с трёх лет было видно, что ей нравится математика. В 2006 я начала вести занятия для Машки и её друзей. Поиск задач для таких маленьких детей в интернете на тот момент ничего не выдавал. Пришлось пользоваться какими-то олимпиадными задачами для старших, и выдумывать самой. Было это нелегко и я написала в Mathematical Science Research Institute (MSRI), попросила у них помощи в поиске материалов для младших маткружков. Они отозвались: у нас для маленьких детей ничего нет. Но если у тебя есть, поделись с нами! И пригласили меня выступать на конгрессе MSRI, “Great Circles” 2009. Я там познакомилась со многими интересными людьми, такими как Аня Бураго, Маша Дружкова, Jim Tanton, Sam Vandervelde, Dan Zaharopol, Richard Rusczyk, Mark Saul, Татьяна Шубина и многими другими. И после этого конгресса я уже сознательно создала математический кружок Art of inquiry (искусство задавания вопросов) для большего количества детей. Мне хотелось поддержать детей в их желании думать, спрашивать, удивляться. В первый год кружка ко мне ходило 6 детей, во второй - 12, в третий - 25. Когда дошло до 60 человек, стало понятно, что в моём доме они уже не помещаются, и нужно искать другое помещение.
О: Подожди, весь этот кружок жил у тебя дома???
Ю: Ну да. Пока их не стало шестьдесят. Это был очень креативный кружок. Например, когда моей дочери было 6 лет, все дети пришли на Хэллоуин, одетые как разные зверюшки, валялись по полу и устраивали мат бои.
О: С ума сойти.
Ю: Поэтому мы сняли школу неподалёку, куда могли вмещаться 60 детей. Я набрала старшеклассников из физматшколы, и студентов университета, и помогала им создавать планы уроков и вести классы для детей. И даже написала статью «Как не надо организовывать математический кружок», в которой перечислила все грабли, на которые наступила в процессе. Математик Саша Боровик опубликовал эту статью в блоге Лондонского математического общества.
О: Понятно. А с какого года у тебя есть веб сайт artofinquiry?
Ю: Ну, это сложный вопрос, потому что у меня был не один такой вебсайт. Первый artofinquiry, который был com, у меня увели кибер-сквоттеры.
О: Кибер-сквоттеры? Как это?
Ю: Я пропустила время, когда нужно было заплатить за сайт, у меня был грудной ребёнок, голова вообще не работала. А то был 2006 год, такие времена, сегодня забыл заплатить, завтра сайт ушёл. Эти кибер-сквоттеры до сих пор, через 17 лет, иногда мне пишут письма с предложением выкупить у них этот сайт, но я им не отвечаю.
О: Кошмар какой! А что было потом?
***
Продолжение следует.
***
Это интервью сделано в поддержку Юлиного проекта, earthlingshub dot org, который был создан для образования украинских детей беженцев в марте 2022 года. Юля занимается образованием детей в Украине и тех детей, которые покинули страну. Во второй части интервью будут подробности про этот проект. Она нашла украинских преподавателей в Украине, которые могут преподавать по-украински, и которым ей хотелось бы платить за уроки. Я дам в комментах ссылку, куда можно сделать пожертвование.