![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Интервью с Julia Brodsky, часть первая
Dec. 31st, 2022 10:20 pmОсторожно, longread! Я вас сейчас расскажу историю и вы мне не поверите.
22 и 23 декабря я взяла интервью у Юлии Бродской, бывшего инструктора космонавтов Международной Космической Станции (International Space Station), в настоящее время основателя и преподавателя двух образовательных платформ, Art of Inquiry (artofinquiry at net) для обучения детей космическим и земным дисциплинам, и Earthlings Hub (earthlingshub at org), который был создан для образования украинских детей беженцев в марте 2022 года.
О: Юля, привет! Как хорошо, что ты согласилась мне дать интервью. Давай начнём с самого простого.Как давно мы с тобой знакомы?
Ю: По крайней мере, пару лет.
О: Да, в июле 2021 года мы с тобой вели переговоры о том, что хорошо бы познакомить твоего сына и Анчину дочку, потому что они оба интересовались энтомологией.
Ю: И к тому времени мы были уже знакомы года два.
О: (Я уже после интервью пошерстила фейсбук – он всё помнит. Фейсбук сказал мне что мы френды с июня 2020 года, надо думать с момента создания Питонового клуба. Кроме того, небольшие поиски и один звонок Юле Турчаниновой - основателю известной Фейсбук-группы для хоумскулеров “Education without school” - показали, что мы обе участвовали в видеовстрече группы “Education without school” в декабре 2020 года. То есть, познакомились мы в 2020 году, и в том же году смогли поучаствовать вместе в проекте.)
Ю: И мы оба были преподавателями Марабу, хотя и в разные годы - и ты меня консультировала, где там на озере лодки.
О: Точно! Про нас с тобой мы выяснили. Начнём наше интервью. Где ты родилась? Как прошли твои школьные годы?
Ю: Я родилась в городе Ленинграде в 1973 году. В школе я училась плохо, мне было безумно скучно. При этом я с огромным энтузиазмом ходила в разнообразные кружки, куда записывалась сама, к некоему изумлению родителей: в театральный, зоологический, походный, да еще в школу фехтования (четыре года фехтовала на рапирах). Кроме того, я каждое лето ходила с родителями и их друзьями на байдарке, слушала разговоры очень неординарных взрослых. После школы сидела в библиотеке и учила наизусть стихи. И даже училась играть на балалайке, хотя у меня совершенно не было слуха.
О: На балалайке! Круто! Но как? Почему?
Ю: Я хотела учиться на гитаре, но учителя плакали, слушая меня. Подружка по даче, посочувствовав моему горю, привела меня к своему прекрасному учителю - руководителю оркестра народных инструментов. Он посмеялся, послушав мое пение, и пообещал, что если я справлюсь с балалайкой, он выучит меня играть на гитаре. Я ходила туда два года, и даже играла “С деревьев легок, невесом слетает желтый лист” на каком-то концерте в ДК культуры. Но до гитары дело так и не дошло. Той же подружке я глубоко благодарна за то, что она познакомила меня с книгами Януша Корчака и Фриды Вигдоровой.
О: С ума сойти!
Ю: Поскольку в школе было скучно, мы с друзьями частенько прогуливали школу и шлялись по городу, из Эрмитажа в Музей этнографии, из Русского музея в Исаакиевский собор, самообразование у нас было мощное. В плохую погоду мы сидели дома, слушали Ландсберга, Цоя и Ивасей, и решали задачи из журнала Квант. А когда подошёл конец восьмого класса, меня выгнали из школы с неудом по поведению (за прогулы).
О: Охренеть. И сколько тебе было лет?
Ю: Мне было 14 лет, восьмой класс. Моя любимая учительница литературы поставила мне тройку и сказала «Надо было больше заниматься». Я ужасно обиделась, потому что литературой, особенно поэзией, я в тот год занималась без перерыва - но не в школе. На все это наложилось очень быстрое ухудшение зрения.
О: Слушай, подожди. А где в это время были твои родители?
Ю: Мои родители как раз разводились и не очень отслеживали, что там у меня происходит.
О: Ну, а в седьмом классе, до всех этих потрясений, ты училась хорошо?
Ю: Отличницей я никогда не была, потому что была лентяйка, и к тому же мне было скучно следовать формату урока. Поэтому мне иногда нравилось троллить нелюбимых учителей. Прихожу, помнится, на урок и с удивлением узнаю, что надо было неделю готовиться к сочинению на тему “Моя будущая профессия”. И вот ребенок из семьи потомственных интеллигентов, вообще, так сказать, дитя асфальтовых джунглей, не моргнув глазом выводит крупным шрифтом “Прекрасная работа чабана”. Далее на четырех страницах в красках описывались условия труда этого работника сельского хозяйства :
…Представьте: колыхание травы,
Полночный крик рассерженной совы,
И волка вой на синюю луну,
И тихий бег воды по валуну…
А также суммировалось, что привлекает в этом занятии автора:
На каждом из утесов наверху
Я камнем выбью в скалах по стиху.
Они века веков переживут,
И только под обвалами умрут.
Когда прозвенел звонок, я только-только вошла во вкус. Но ничего не поделаешь - надо было заканчивать. Так что я влепила туда завершающую строчку:
Как хороша работа чабана!
Гордится ей советская страна!
Учительница пыталась вызвать родителей в школу, чтобы выяснить, действительно ли я собираюсь быть пастухом…
О: Стихотворение очень крутое!
Ю: А в другой раз мы остались после уроков мыть полы в классе, и мальчишки в нас стали кидаться грязными половыми тряпками, а потом быстро выскакивать из класса. Мне это сильно не понравилось, и я решила в ответ облить их грязной водой из ведра. Спряталась за дверью, и когда кто-то вошел, выплеснула всю эту воду. Упс - это оказалась моя классная руководительница.
О: Ничего себе! Да ты действительно была trouble!
Ю: Ох, бедные мои учителя! Впрочем, они тоже были хороши. В пятом классе в школу пришел новый учитель литературы. Мне он скорее нравился, потому что был явным фанатом литературы, и я тоже. Однако он решил привить любовь к литературе всем подряд, авторитарным методом. И вот мы не сдали вовремя какое-то задание, и он в наказание запер нас, всех сорок человек, на ключ. Класс был на втором этаже. Поскольку часть детей в классе были будущими профессорами, но другая часть - будущими уголовниками, и у них в карманах нашлись ножи, вскрыть шпингалет окна, и веревки. Мы помогли одному парню вылезти из класса, он побежал за родителями, родители пришли и мы прыгали к ним в руки со второго этажа.
О: Вот это да! У меня просто нет слов!
Ю: Учителя после этого выгнали. А вообще-то он был неплохим литератором, просто решил себя попробовать в педагогике.
О: Да уж, попробовал. А что это у тебя за школа была?
Ю: Школа 169 имени Рихарда Зорге в Ленинграде. Надо отметить, в школе был классный музей, со всякими доисторическими радио и т.п. Можно было там сидеть и представлять, что ты перенесся на полвека назад.
О: Так, а что было дальше?
Ю: Весь этот год, восьмой класс, я гуляла по городу. В кинотеатре Спартак продавали отличное шоколадное мороженое. И прямо напротив него была физико-математическая школа №239. Однажды, грызя мороженое, я подошла ко входу школы - там висели мятые жестяные таблички: «В этой школе не учат считать», «Детский сад №239», и приклеенная от руки бумажка, гласившая: «Нематематики считают, что математики считают». Меня это так заинтриговало, что я заглянула внутрь. Внутри было очень красиво, широкие мраморные лестницы, на стене - огромное расписание занятий. В вестибюле никого не было, я подошла и стала с интересом его изучать. Зрение у меня плохое, так что стояла я вплотную. И вдруг по лестнице спускается мальчик чуть старше меня. Мой предыдущий школьный опыт подсказал, что мне сейчас крикнут: «Отойди, полстены заслоняешь!». И тут он произнес: «Девушка, простите что я вас побеспокоил, вы разрешите мне на минутку взглянуть на расписание?» Я поняла, что хочу учиться в этой школе.
О: И как тебе удалось в эту школу попасть?
Ю: Каждую весну у них была вступительная олимпиада, и я решила попробовать. Мне страшно было туда идти одной, и я потащила за компанию свою подругу. Подруга эта позже окончила матмех и сейчас менеджер в Microsoft.
О: Круто! Как ты её удачно сманила в физ-мат школу!
Ю: Да! Она на этой олимпиаде выступила одной из лучших, а я проскреблась по дну, но все же получила минимальный балл, необходимый для поступления. В школе можно было выбрать специализацию. В тот год только начиналась информатика, и большинство учеников рвалось туда. Но мне были интересны люди, и я выбрала преподавание. К нам приходили студенты старших курсов, читали курс по психологии детского развития. Многие мои одноклассники потом пошли учиться в педагогический институт Герцена и позже стали известными педагогами, завучами, директорами школ, ректорами вузов.
О: Да, слушай, ты попала а очень серьёзное заведение!
Ю: Вот в этой школе точно не было скучно. Из 239-ки вышли такие люди, как Борис Гребенщиков и Алиса Фрейндлих, математики Григорий Перельман и Стас Смирнов, и многие-многие другие.
О: О, и Григорий Перельман там учился? Он был твой одноклассник?
Ю: Нет-нет, он был старше. Многие ребята из школы участвовали во всероссийских и международных олимпиадах. Я, конечно, не могла с ними тягаться даже близко - но вот эта возможность общаться с людьми такого уровня развивает сама по себе. Мы ходили в походы с учителями и выпускниками - и вокруг Ленинграда, и далеко в Хибины. В школе были не только лучшие преподаватели математики, но и замечательные учителя литературы, у нас были еженедельные литературные вторники, дети читали стихи, играли музыку, делали постановки. 239-ка, конечно, удивительное сообщество думающих и творческих людей.
О: Я поняла, что это была отличная школа, здорово, что ты туда попала. А как ты выбирала вуз?
Ю: В те годы моим основным интересом была поэзия, и в идеальном мире я бы пошла в какой-нибудь литературный вуз. Но шел 1990 год, родители сказали, всё меняется, неизвестно в какой стране мы будем жить через несколько лет, давай ты всё-таки пойдёшь учиться технической специальности.
О: Да, я понимаю, они наверное предположили, что литературу ты сможешь продолжать любить в свободное от работы время.
Ю: Я при этом ещё в школе поняла, что у меня не очень-то получается делать что-то руками (частично это, наверное, было связано со зрением). Поэтому я задумалась, на какую техническую специальность пойти, чтобы ничего не нужно было делать руками – и поняла, что это астрофизика!
О: А-ха-ха! Это ловко. И куда же ты пошла?
Ю: Я поступила в Политехнический институт имени Калинина в 1990 году - а в 1996 году, когда я его закончила, он назывался уже Санкт Петербургский технический университет имени Петра Великого. При этом свою дипломную работу для Политеха я писала в Rice University, в США.
О: Но как? Как ты попала в Америку?
Ю: В 1996 году я выиграла гринкарту.
О: А, понятно.
Ю: Но первый раз в США я приехала в 1992 году, на летнюю стажировку в институт Луны и планет (Lunar and Planetary Institute) в Хьюстоне, занималась магнитной электродинамикой в аккреционных дисках. Моим научным руководителем был чудесный Томас Степински из Польши. Мой устный английский тогда никуда не годился. Так что общались мы так - я писала текст, Томас его читал, правил и говорил: “Dobrze”.
О: Отлично!
Ю: В общежитии я жила с девочкой из Мексики, которая была католичкой, и по нескольку раз в день вставала на колени и молилась, что не мешало ей участвовать в космических исследованиях. Всё это было для меня огромным культурным шоком. Сам институт стоял в джунглях, и стены у него были стеклянные, из леса выходили звери и подходили к этим стенам - а ты сидел внутри и смотрел на этих зверей. Это было прекрасно!
О: Да, действительно впечатляет!
Ю: Это было такое маленькое (тогда) сообщество, уютное, доброжелательное. У одного сотрудника был маленький ребёнок, он принёс на работу детский манеж и счастливый ребёнок прыгал в этом манеже. Весь институт ходил и агукал с этим ребёнком.
О: Подожди, это всё классно, но я всё равно не понимаю, почему так получилось, что ты писала свой диплом в США.
Ю: Мой младший брат переехал в США и пошел в здешний вуз. Моя мама стала по нему скучать - и в результате переехала в США и стала работать техническим переводчиком. Я же в 1994 году заболела каким-то ужасным гриппом, после которого развились осложнения и началась очень тяжелая астма. Одновременно с этим, не хватало лекарств и витаминов, да и есть было особо нечего. Было ясно, что для выздоровления мне срочно пора ехать куда-то, где тепло и вкусно. В 1995-ом я получила студенческую визу в первый попавшийся community college, взяла там английский язык, а чтобы добрать ещё три предмета, и быть full-time student (этого требовала виза), еще и французский, класс катания на каяках и public speaking.
О: Все эти классы явно пошли тебе на пользу!
Ю: Я училась в community college и сильно нервничала, как же мне писать диплом для Политеха, мне же летом защищаться? И вот я нахально заявилась в Rice University, на кафедру астрофизики, с дикой просьбой: «Дайте мне работу, по которой я могу написать диплом». По-хорошему, меня должны были выгнать сразу. Но коридоре я наткнулась на профессора по имени Edison Liang, который чудом знал некоторых моих учителей и согласился взять меня к себе. Он оформил меня как Research technician, и поставил мне задачу по обработке данных со спутников. Через несколько месяцев мы с ним и еще несколькими студентами и сотрудниками опубликовали статью. И с этой статьёй я поехала обратно в Россию защищать свой диплом.
О: Невероятно.
Ю: Конечно, все мои данные, вся работа была на английском. И вот приехала я в Россию, спрашиваю, можно я диплом буду защищать на английском языке? Сперва мне разрешили. А за несколько дней до защиты вдруг говорят – нет, будешь защищать по-русски.
О: И как же? Ты его перевела?
Ю: Нашелся знакомый, который в то время писал программу автоматического перевода, для внутренних нужд своего отдела. И я решила ей воспользоваться. Это было очень смешно. Программа была задумчивая и постоянно задавала мне вопросы:” Материя переползает? перепархивает? от одной двоичной? звезды (я занималась двойными звездами) к другой”. Первые и последние две страницы я поправила, а остальное править на приличном уровне времени не было. Одна надежда, что русскоязычную версию никто не читал.
О: Ох ты ж! Вот уж действительно, защита диплома (тут мне вспомнилась моя защита диплома, тоже прикольно, хотя мне и не пришлось ездить за дипломом в США).
Ю: Слава богу, мой научный руководитель Юрий Николаевич Гнедин, вице-президент Пулковской обсерватории, читал английскую версию и сказал на защите «Это хорошая дипломная работа». Так что все закончилось удачно. После защиты я переехала в США.
О: А что именно у тебя было написано в дипломе?
Ю: Инженер-физик со специализацией в области космических исследований.
О: И как шли поиски работы?
Ю: Я сразу начала искать работу. Но был нюанс. Читать, писать и говорить по-английски я умела, но всё ещё не могла понимать на слух.
О: Ой, это наверное было тяжело!
Ю: И не говори! В конечном итоге я английский выучила прямо на работе. Для поисков работы, я брала в магазине бесплатную газету с объявлениями и без особого успеха подавала на работы. Резюме я толком писать не умела. И вот как-то иду я по нашему апартмент комплексу, а навстречу мне тётенька, вдвое старше меня, тащит loveseat. Я предложила ей подсобить, и мы вместе дотащили диван. Она меня усадила, напоила чаем, расспросила, кто я и откуда. А потом поправила мое резюме, и я стала рассылать его, обычной почтой.
О: А почему не по емайлу?
Ю: Ты знаешь, у нас в то время не было денег, и ничего не было. Не было компьютера.Только пол, да пластмассовые стол и стулья с помойки. Сосед как-то зашёл к нам в гости за солью, оглядел помещение, и, странно улыбаясь, спросил, можно ли одолжить pot. Я этого сленга, разумеется, не знала, и как добрая девочка вынесла ему ковшик.
О: То есть он у тебя спросил, есть ли у тебя наркотики, а ты в ответ принесла ему пустую кухонную утварь. Вот парень удивился!
Ю: И вот в один прекрасный день мне звонят по телефону, компания – контрактор NASA, под названием United Space Alliance, и приглашают меня на интервью.
О: Здорово!
Ю: Да, здорово, но в то время я одевалась в second hand и ходила в шортах и футболках. А мама сказала – на интервью нужно идти в платье. У мамы был клетчатый сарафан, неизвестно каких годов. С маленькими кармашками под углом. Мама мне в эти кармашки напихала квортеров (монета в 25 центов, quarter), чтобы я могла после интервью ей позвонить и сказать, что меня пора забирать. И вот заявляюсь я на кампус НАСА в этом сарафане. Нашла здание, что было не так легко, а спросить я стеснялась. Захожу в комнату, где должно проходить интервью, трясу руку работодателю и все эти квортеры со звоном сыпятся на пол. Руководитель программы подготовки космонавтов, с которым у меня интервью, ныряет под стол, чтобы помочь мне собрать эти квортеры, и я, соответственно, тоже. Так под столом я и встретилась со своим будущим начальником. Классный icebreaker, всем рекомендую.
Будущий начальник, Билл, отсмеявшись, говорит – ну расскажи мне про себя. Чем ты занималась в Rice University? Поскольку я изначально готовилась защищать диплом на английском, он был хорошо отрепетирован. Я подошла к доске, и рассказала про свой диплом весьма достойно. Билл был доволен. Он пояснил, что в космос полетят совместные российско-американские экипажи, и ему нужен инженер, который может говорить и по-английски, и по-русски: “Учти, МКС еще не построена, что ожидать, никто не знает. Обучать тебя никто не сможет, все сама. Хочешь такую работу?” И я сказала: «да». И он меня взял.
О: Потрясающая история!
Ю: Звали его William O’Keefe, director of NASA training center. Он специально набрал молодых ребят. Сказал: мне нужны люди, которые ещё не забыли, как учиться, и которые смогут разбираться в новом. Это было безумно интересно, работать с космонавтами, анализировать, как работает система. Сначала я разбиралась сама, потом учила космонавтов. Мы работали на Space Station Training facility, там был макет космической станции, космонавтов сажали в этот макет, и говорили им, что у них что-то сломалось. Космонавты должны были по крайней мере выжить и по возможности спасти станцию, в идеале вернуть все в рабочий режим. Проблемы бывали очень разные. Вот например: у вас заболел зуб на станции, ваши действия? Отрабатывались всевозможные поломки (помню я ходила кругами вокруг фонтана и думала, что бы еще такое сломать на станции), геополитические ситуации – например, в Казахстане волнения, и запуск корабля Прогресс задерживается.
О: С ума сойти. Это тебе было 24 года и в этом возрасте ты стала тренировать космонавтов?
Ю: Да. Ещё я ездила в Россию, в Звёздный Городок, в центр Энергия, сопровождала туда экипажи. У меня было несколько направлений работы, в частности, я отвечала за стыковку.
О: И долго ты там проработала?
Ю: Четыре года, с 1997 по 2001. Данечка родился в апреле 2000 года. Очень тяжело шла беременность. Я в беременном виде поперлась в командировку в Москву, где мы все очень сильно отравились в заводской столовой. Плохо было всем, но беременная была только я. И мне было хуже всех. Меня вывезли обратно в Америку. Во время родов мне сделали emergency кесарево. Данька родился с кучей проблем, грудь не брал, не спал. Я пыталась работать. Но все эти семейные обстоятельства и моё собственное здоровье, плюс ночные смены в NASA, это всё не клеилось. И я ушла.
О: Да, я понимаю. А у тебя двое детей?
Ю: Нет, трое. Даня, Маша и Ося.
О: Круто! А кто твой муж?
Ю: Боря - руководитель проектов в FDA. Он окончил в Киеве политехнический институт по специальности прикладная математика. По приезду в США он устроился программистом на кафедру психологии в SUNY, заинтересовался когнитивной психологией, окончил University of Chicago с магистерской степенью в decision research. Учился принимать решения в тяжелых условиях. Мы с Борей познакомились под Новый год, в декабре 1998 года, и на третий день знакомства он мне сделал предложение. Я ему говорю «Боря, но ты же меня совсем не знаешь», а он мне - «Это моя специальность – принимать решения в условиях недостатка информации».
О: Действительно, смешно! Ну и смотри, какой удачный брак! Уже более 22 лет, трое детей! Классно Боря принял решение!
Ю: В конце 2021 года мы попали в Калифорнию, Борина работа его туда перевела. Боря занимался Марсом.
О: Марсом?
Ю: Боря разрабатывал управляющие системы марсианской станции. Временами он ездил в Юту и Аризону, сидел в макете станции, выходил гулять в скафандре. С большим удовольствием делал фотографии марсоходов, которые бегали по пустыне Аризоны.
О: Понятно. (Хотя, когда я готовлю это интервью, я думаю: какой Марс, какие вездеходы и какая психология в этих вездеходах, и всё это в 2000 году??? Но спросить во время интервью не сообразила).
Ю: В NASA я была именно инструктором, вела лекции, разрабатывала онлайн-занятия, писала учебные пособия. А когда родились мои дети, мне стало интересно, как устроено образование в Америке. И в 2002 я пошла работать в San Francisco University High School. Это College Prep School в центре Сан-Франциско. Необыкновенно красивый кампус и очень классные учителя. У научного департмента был свой собственный, глубокий курс физики, основанный на истории и storytelling, и прекрасно оборудованная лаборатория. Кроме этого, я преподавала в Cupertino Community College в Силиконовой долине - вела курс space science, astronaut training. БОльшая часть народу, которая этот курс посещала, были телевизионщики и видео-журналисты, они хотели знать, какие случаи бывают в подготовке космонавтов.
О: Мне всё больше начинает казаться, что про твою жизнь нужно снимать кино. Вот бы тут эти телевизионщики пригодились!
Ю: Потом, когда родился Ося, мы жили уже в Мэриленде (переезжали с работой мужа), и я пошла работать part-time в католическую школу для девочек.
О: Да ты что? Серьёзно?
Ю: Работа в этой школе навсегда меня излечила от идеи, что мальчики и девочки обязательно должны учиться вместе. Этим девочкам явно было хорошо друг с другом, и они меньше боялись высказываться, особенно в математике и науке. Я вела там алгебру и physical science.
А тем временем мои собственные дети стали подрастать. Машка – с трёх лет было видно, что ей нравится математика. В 2006 я начала вести занятия для Машки и её друзей. Поиск задач для таких маленьких детей в интернете на тот момент ничего не выдавал. Пришлось пользоваться какими-то олимпиадными задачами для старших, и выдумывать самой. Было это нелегко и я написала в Mathematical Science Research Institute (MSRI), попросила у них помощи в поиске материалов для младших маткружков. Они отозвались: у нас для маленьких детей ничего нет. Но если у тебя есть, поделись с нами! И пригласили меня выступать на конгрессе MSRI, “Great Circles” 2009. Я там познакомилась со многими интересными людьми, такими как Аня Бураго, Маша Дружкова, Jim Tanton, Sam Vandervelde, Dan Zaharopol, Richard Rusczyk, Mark Saul, Татьяна Шубина и многими другими. И после этого конгресса я уже сознательно создала математический кружок Art of inquiry (искусство задавания вопросов) для большего количества детей. Мне хотелось поддержать детей в их желании думать, спрашивать, удивляться. В первый год кружка ко мне ходило 6 детей, во второй - 12, в третий - 25. Когда дошло до 60 человек, стало понятно, что в моём доме они уже не помещаются, и нужно искать другое помещение.
О: Подожди, весь этот кружок жил у тебя дома???
Ю: Ну да. Пока их не стало шестьдесят. Это был очень креативный кружок. Например, когда моей дочери было 6 лет, все дети пришли на Хэллоуин, одетые как разные зверюшки, валялись по полу и устраивали мат бои.
О: С ума сойти.
Ю: Поэтому мы сняли школу неподалёку, куда могли вмещаться 60 детей. Я набрала старшеклассников из физматшколы, и студентов университета, и помогала им создавать планы уроков и вести классы для детей. И даже написала статью «Как не надо организовывать математический кружок», в которой перечислила все грабли, на которые наступила в процессе. Математик Саша Боровик опубликовал эту статью в блоге Лондонского математического общества.
О: Понятно. А с какого года у тебя есть веб сайт artofinquiry?
Ю: Ну, это сложный вопрос, потому что у меня был не один такой вебсайт. Первый artofinquiry, который был com, у меня увели кибер-сквоттеры.
О: Кибер-сквоттеры? Как это?
Ю: Я пропустила время, когда нужно было заплатить за сайт, у меня был грудной ребёнок, голова вообще не работала. А то был 2006 год, такие времена, сегодня забыл заплатить, завтра сайт ушёл. Эти кибер-сквоттеры до сих пор, через 17 лет, иногда мне пишут письма с предложением выкупить у них этот сайт, но я им не отвечаю.
О: Кошмар какой! А что было потом?
***
Продолжение следует.
***
Это интервью сделано в поддержку Юлиного проекта, earthlingshub dot org, который был создан для образования украинских детей беженцев в марте 2022 года. Юля занимается образованием детей в Украине и тех детей, которые покинули страну. Во второй части интервью будут подробности про этот проект. Она нашла украинских преподавателей в Украине, которые могут преподавать по-украински, и которым ей хотелось бы платить за уроки. Я дам в комментах ссылку, куда можно сделать пожертвование.
22 и 23 декабря я взяла интервью у Юлии Бродской, бывшего инструктора космонавтов Международной Космической Станции (International Space Station), в настоящее время основателя и преподавателя двух образовательных платформ, Art of Inquiry (artofinquiry at net) для обучения детей космическим и земным дисциплинам, и Earthlings Hub (earthlingshub at org), который был создан для образования украинских детей беженцев в марте 2022 года.
О: Юля, привет! Как хорошо, что ты согласилась мне дать интервью. Давай начнём с самого простого.Как давно мы с тобой знакомы?
Ю: По крайней мере, пару лет.
О: Да, в июле 2021 года мы с тобой вели переговоры о том, что хорошо бы познакомить твоего сына и Анчину дочку, потому что они оба интересовались энтомологией.
Ю: И к тому времени мы были уже знакомы года два.
О: (Я уже после интервью пошерстила фейсбук – он всё помнит. Фейсбук сказал мне что мы френды с июня 2020 года, надо думать с момента создания Питонового клуба. Кроме того, небольшие поиски и один звонок Юле Турчаниновой - основателю известной Фейсбук-группы для хоумскулеров “Education without school” - показали, что мы обе участвовали в видеовстрече группы “Education without school” в декабре 2020 года. То есть, познакомились мы в 2020 году, и в том же году смогли поучаствовать вместе в проекте.)
Ю: И мы оба были преподавателями Марабу, хотя и в разные годы - и ты меня консультировала, где там на озере лодки.
О: Точно! Про нас с тобой мы выяснили. Начнём наше интервью. Где ты родилась? Как прошли твои школьные годы?
Ю: Я родилась в городе Ленинграде в 1973 году. В школе я училась плохо, мне было безумно скучно. При этом я с огромным энтузиазмом ходила в разнообразные кружки, куда записывалась сама, к некоему изумлению родителей: в театральный, зоологический, походный, да еще в школу фехтования (четыре года фехтовала на рапирах). Кроме того, я каждое лето ходила с родителями и их друзьями на байдарке, слушала разговоры очень неординарных взрослых. После школы сидела в библиотеке и учила наизусть стихи. И даже училась играть на балалайке, хотя у меня совершенно не было слуха.
О: На балалайке! Круто! Но как? Почему?
Ю: Я хотела учиться на гитаре, но учителя плакали, слушая меня. Подружка по даче, посочувствовав моему горю, привела меня к своему прекрасному учителю - руководителю оркестра народных инструментов. Он посмеялся, послушав мое пение, и пообещал, что если я справлюсь с балалайкой, он выучит меня играть на гитаре. Я ходила туда два года, и даже играла “С деревьев легок, невесом слетает желтый лист” на каком-то концерте в ДК культуры. Но до гитары дело так и не дошло. Той же подружке я глубоко благодарна за то, что она познакомила меня с книгами Януша Корчака и Фриды Вигдоровой.
О: С ума сойти!
Ю: Поскольку в школе было скучно, мы с друзьями частенько прогуливали школу и шлялись по городу, из Эрмитажа в Музей этнографии, из Русского музея в Исаакиевский собор, самообразование у нас было мощное. В плохую погоду мы сидели дома, слушали Ландсберга, Цоя и Ивасей, и решали задачи из журнала Квант. А когда подошёл конец восьмого класса, меня выгнали из школы с неудом по поведению (за прогулы).
О: Охренеть. И сколько тебе было лет?
Ю: Мне было 14 лет, восьмой класс. Моя любимая учительница литературы поставила мне тройку и сказала «Надо было больше заниматься». Я ужасно обиделась, потому что литературой, особенно поэзией, я в тот год занималась без перерыва - но не в школе. На все это наложилось очень быстрое ухудшение зрения.
О: Слушай, подожди. А где в это время были твои родители?
Ю: Мои родители как раз разводились и не очень отслеживали, что там у меня происходит.
О: Ну, а в седьмом классе, до всех этих потрясений, ты училась хорошо?
Ю: Отличницей я никогда не была, потому что была лентяйка, и к тому же мне было скучно следовать формату урока. Поэтому мне иногда нравилось троллить нелюбимых учителей. Прихожу, помнится, на урок и с удивлением узнаю, что надо было неделю готовиться к сочинению на тему “Моя будущая профессия”. И вот ребенок из семьи потомственных интеллигентов, вообще, так сказать, дитя асфальтовых джунглей, не моргнув глазом выводит крупным шрифтом “Прекрасная работа чабана”. Далее на четырех страницах в красках описывались условия труда этого работника сельского хозяйства :
…Представьте: колыхание травы,
Полночный крик рассерженной совы,
И волка вой на синюю луну,
И тихий бег воды по валуну…
А также суммировалось, что привлекает в этом занятии автора:
На каждом из утесов наверху
Я камнем выбью в скалах по стиху.
Они века веков переживут,
И только под обвалами умрут.
Когда прозвенел звонок, я только-только вошла во вкус. Но ничего не поделаешь - надо было заканчивать. Так что я влепила туда завершающую строчку:
Как хороша работа чабана!
Гордится ей советская страна!
Учительница пыталась вызвать родителей в школу, чтобы выяснить, действительно ли я собираюсь быть пастухом…
О: Стихотворение очень крутое!
Ю: А в другой раз мы остались после уроков мыть полы в классе, и мальчишки в нас стали кидаться грязными половыми тряпками, а потом быстро выскакивать из класса. Мне это сильно не понравилось, и я решила в ответ облить их грязной водой из ведра. Спряталась за дверью, и когда кто-то вошел, выплеснула всю эту воду. Упс - это оказалась моя классная руководительница.
О: Ничего себе! Да ты действительно была trouble!
Ю: Ох, бедные мои учителя! Впрочем, они тоже были хороши. В пятом классе в школу пришел новый учитель литературы. Мне он скорее нравился, потому что был явным фанатом литературы, и я тоже. Однако он решил привить любовь к литературе всем подряд, авторитарным методом. И вот мы не сдали вовремя какое-то задание, и он в наказание запер нас, всех сорок человек, на ключ. Класс был на втором этаже. Поскольку часть детей в классе были будущими профессорами, но другая часть - будущими уголовниками, и у них в карманах нашлись ножи, вскрыть шпингалет окна, и веревки. Мы помогли одному парню вылезти из класса, он побежал за родителями, родители пришли и мы прыгали к ним в руки со второго этажа.
О: Вот это да! У меня просто нет слов!
Ю: Учителя после этого выгнали. А вообще-то он был неплохим литератором, просто решил себя попробовать в педагогике.
О: Да уж, попробовал. А что это у тебя за школа была?
Ю: Школа 169 имени Рихарда Зорге в Ленинграде. Надо отметить, в школе был классный музей, со всякими доисторическими радио и т.п. Можно было там сидеть и представлять, что ты перенесся на полвека назад.
О: Так, а что было дальше?
Ю: Весь этот год, восьмой класс, я гуляла по городу. В кинотеатре Спартак продавали отличное шоколадное мороженое. И прямо напротив него была физико-математическая школа №239. Однажды, грызя мороженое, я подошла ко входу школы - там висели мятые жестяные таблички: «В этой школе не учат считать», «Детский сад №239», и приклеенная от руки бумажка, гласившая: «Нематематики считают, что математики считают». Меня это так заинтриговало, что я заглянула внутрь. Внутри было очень красиво, широкие мраморные лестницы, на стене - огромное расписание занятий. В вестибюле никого не было, я подошла и стала с интересом его изучать. Зрение у меня плохое, так что стояла я вплотную. И вдруг по лестнице спускается мальчик чуть старше меня. Мой предыдущий школьный опыт подсказал, что мне сейчас крикнут: «Отойди, полстены заслоняешь!». И тут он произнес: «Девушка, простите что я вас побеспокоил, вы разрешите мне на минутку взглянуть на расписание?» Я поняла, что хочу учиться в этой школе.
О: И как тебе удалось в эту школу попасть?
Ю: Каждую весну у них была вступительная олимпиада, и я решила попробовать. Мне страшно было туда идти одной, и я потащила за компанию свою подругу. Подруга эта позже окончила матмех и сейчас менеджер в Microsoft.
О: Круто! Как ты её удачно сманила в физ-мат школу!
Ю: Да! Она на этой олимпиаде выступила одной из лучших, а я проскреблась по дну, но все же получила минимальный балл, необходимый для поступления. В школе можно было выбрать специализацию. В тот год только начиналась информатика, и большинство учеников рвалось туда. Но мне были интересны люди, и я выбрала преподавание. К нам приходили студенты старших курсов, читали курс по психологии детского развития. Многие мои одноклассники потом пошли учиться в педагогический институт Герцена и позже стали известными педагогами, завучами, директорами школ, ректорами вузов.
О: Да, слушай, ты попала а очень серьёзное заведение!
Ю: Вот в этой школе точно не было скучно. Из 239-ки вышли такие люди, как Борис Гребенщиков и Алиса Фрейндлих, математики Григорий Перельман и Стас Смирнов, и многие-многие другие.
О: О, и Григорий Перельман там учился? Он был твой одноклассник?
Ю: Нет-нет, он был старше. Многие ребята из школы участвовали во всероссийских и международных олимпиадах. Я, конечно, не могла с ними тягаться даже близко - но вот эта возможность общаться с людьми такого уровня развивает сама по себе. Мы ходили в походы с учителями и выпускниками - и вокруг Ленинграда, и далеко в Хибины. В школе были не только лучшие преподаватели математики, но и замечательные учителя литературы, у нас были еженедельные литературные вторники, дети читали стихи, играли музыку, делали постановки. 239-ка, конечно, удивительное сообщество думающих и творческих людей.
О: Я поняла, что это была отличная школа, здорово, что ты туда попала. А как ты выбирала вуз?
Ю: В те годы моим основным интересом была поэзия, и в идеальном мире я бы пошла в какой-нибудь литературный вуз. Но шел 1990 год, родители сказали, всё меняется, неизвестно в какой стране мы будем жить через несколько лет, давай ты всё-таки пойдёшь учиться технической специальности.
О: Да, я понимаю, они наверное предположили, что литературу ты сможешь продолжать любить в свободное от работы время.
Ю: Я при этом ещё в школе поняла, что у меня не очень-то получается делать что-то руками (частично это, наверное, было связано со зрением). Поэтому я задумалась, на какую техническую специальность пойти, чтобы ничего не нужно было делать руками – и поняла, что это астрофизика!
О: А-ха-ха! Это ловко. И куда же ты пошла?
Ю: Я поступила в Политехнический институт имени Калинина в 1990 году - а в 1996 году, когда я его закончила, он назывался уже Санкт Петербургский технический университет имени Петра Великого. При этом свою дипломную работу для Политеха я писала в Rice University, в США.
О: Но как? Как ты попала в Америку?
Ю: В 1996 году я выиграла гринкарту.
О: А, понятно.
Ю: Но первый раз в США я приехала в 1992 году, на летнюю стажировку в институт Луны и планет (Lunar and Planetary Institute) в Хьюстоне, занималась магнитной электродинамикой в аккреционных дисках. Моим научным руководителем был чудесный Томас Степински из Польши. Мой устный английский тогда никуда не годился. Так что общались мы так - я писала текст, Томас его читал, правил и говорил: “Dobrze”.
О: Отлично!
Ю: В общежитии я жила с девочкой из Мексики, которая была католичкой, и по нескольку раз в день вставала на колени и молилась, что не мешало ей участвовать в космических исследованиях. Всё это было для меня огромным культурным шоком. Сам институт стоял в джунглях, и стены у него были стеклянные, из леса выходили звери и подходили к этим стенам - а ты сидел внутри и смотрел на этих зверей. Это было прекрасно!
О: Да, действительно впечатляет!
Ю: Это было такое маленькое (тогда) сообщество, уютное, доброжелательное. У одного сотрудника был маленький ребёнок, он принёс на работу детский манеж и счастливый ребёнок прыгал в этом манеже. Весь институт ходил и агукал с этим ребёнком.
О: Подожди, это всё классно, но я всё равно не понимаю, почему так получилось, что ты писала свой диплом в США.
Ю: Мой младший брат переехал в США и пошел в здешний вуз. Моя мама стала по нему скучать - и в результате переехала в США и стала работать техническим переводчиком. Я же в 1994 году заболела каким-то ужасным гриппом, после которого развились осложнения и началась очень тяжелая астма. Одновременно с этим, не хватало лекарств и витаминов, да и есть было особо нечего. Было ясно, что для выздоровления мне срочно пора ехать куда-то, где тепло и вкусно. В 1995-ом я получила студенческую визу в первый попавшийся community college, взяла там английский язык, а чтобы добрать ещё три предмета, и быть full-time student (этого требовала виза), еще и французский, класс катания на каяках и public speaking.
О: Все эти классы явно пошли тебе на пользу!
Ю: Я училась в community college и сильно нервничала, как же мне писать диплом для Политеха, мне же летом защищаться? И вот я нахально заявилась в Rice University, на кафедру астрофизики, с дикой просьбой: «Дайте мне работу, по которой я могу написать диплом». По-хорошему, меня должны были выгнать сразу. Но коридоре я наткнулась на профессора по имени Edison Liang, который чудом знал некоторых моих учителей и согласился взять меня к себе. Он оформил меня как Research technician, и поставил мне задачу по обработке данных со спутников. Через несколько месяцев мы с ним и еще несколькими студентами и сотрудниками опубликовали статью. И с этой статьёй я поехала обратно в Россию защищать свой диплом.
О: Невероятно.
Ю: Конечно, все мои данные, вся работа была на английском. И вот приехала я в Россию, спрашиваю, можно я диплом буду защищать на английском языке? Сперва мне разрешили. А за несколько дней до защиты вдруг говорят – нет, будешь защищать по-русски.
О: И как же? Ты его перевела?
Ю: Нашелся знакомый, который в то время писал программу автоматического перевода, для внутренних нужд своего отдела. И я решила ей воспользоваться. Это было очень смешно. Программа была задумчивая и постоянно задавала мне вопросы:” Материя переползает? перепархивает? от одной двоичной? звезды (я занималась двойными звездами) к другой”. Первые и последние две страницы я поправила, а остальное править на приличном уровне времени не было. Одна надежда, что русскоязычную версию никто не читал.
О: Ох ты ж! Вот уж действительно, защита диплома (тут мне вспомнилась моя защита диплома, тоже прикольно, хотя мне и не пришлось ездить за дипломом в США).
Ю: Слава богу, мой научный руководитель Юрий Николаевич Гнедин, вице-президент Пулковской обсерватории, читал английскую версию и сказал на защите «Это хорошая дипломная работа». Так что все закончилось удачно. После защиты я переехала в США.
О: А что именно у тебя было написано в дипломе?
Ю: Инженер-физик со специализацией в области космических исследований.
О: И как шли поиски работы?
Ю: Я сразу начала искать работу. Но был нюанс. Читать, писать и говорить по-английски я умела, но всё ещё не могла понимать на слух.
О: Ой, это наверное было тяжело!
Ю: И не говори! В конечном итоге я английский выучила прямо на работе. Для поисков работы, я брала в магазине бесплатную газету с объявлениями и без особого успеха подавала на работы. Резюме я толком писать не умела. И вот как-то иду я по нашему апартмент комплексу, а навстречу мне тётенька, вдвое старше меня, тащит loveseat. Я предложила ей подсобить, и мы вместе дотащили диван. Она меня усадила, напоила чаем, расспросила, кто я и откуда. А потом поправила мое резюме, и я стала рассылать его, обычной почтой.
О: А почему не по емайлу?
Ю: Ты знаешь, у нас в то время не было денег, и ничего не было. Не было компьютера.Только пол, да пластмассовые стол и стулья с помойки. Сосед как-то зашёл к нам в гости за солью, оглядел помещение, и, странно улыбаясь, спросил, можно ли одолжить pot. Я этого сленга, разумеется, не знала, и как добрая девочка вынесла ему ковшик.
О: То есть он у тебя спросил, есть ли у тебя наркотики, а ты в ответ принесла ему пустую кухонную утварь. Вот парень удивился!
Ю: И вот в один прекрасный день мне звонят по телефону, компания – контрактор NASA, под названием United Space Alliance, и приглашают меня на интервью.
О: Здорово!
Ю: Да, здорово, но в то время я одевалась в second hand и ходила в шортах и футболках. А мама сказала – на интервью нужно идти в платье. У мамы был клетчатый сарафан, неизвестно каких годов. С маленькими кармашками под углом. Мама мне в эти кармашки напихала квортеров (монета в 25 центов, quarter), чтобы я могла после интервью ей позвонить и сказать, что меня пора забирать. И вот заявляюсь я на кампус НАСА в этом сарафане. Нашла здание, что было не так легко, а спросить я стеснялась. Захожу в комнату, где должно проходить интервью, трясу руку работодателю и все эти квортеры со звоном сыпятся на пол. Руководитель программы подготовки космонавтов, с которым у меня интервью, ныряет под стол, чтобы помочь мне собрать эти квортеры, и я, соответственно, тоже. Так под столом я и встретилась со своим будущим начальником. Классный icebreaker, всем рекомендую.
Будущий начальник, Билл, отсмеявшись, говорит – ну расскажи мне про себя. Чем ты занималась в Rice University? Поскольку я изначально готовилась защищать диплом на английском, он был хорошо отрепетирован. Я подошла к доске, и рассказала про свой диплом весьма достойно. Билл был доволен. Он пояснил, что в космос полетят совместные российско-американские экипажи, и ему нужен инженер, который может говорить и по-английски, и по-русски: “Учти, МКС еще не построена, что ожидать, никто не знает. Обучать тебя никто не сможет, все сама. Хочешь такую работу?” И я сказала: «да». И он меня взял.
О: Потрясающая история!
Ю: Звали его William O’Keefe, director of NASA training center. Он специально набрал молодых ребят. Сказал: мне нужны люди, которые ещё не забыли, как учиться, и которые смогут разбираться в новом. Это было безумно интересно, работать с космонавтами, анализировать, как работает система. Сначала я разбиралась сама, потом учила космонавтов. Мы работали на Space Station Training facility, там был макет космической станции, космонавтов сажали в этот макет, и говорили им, что у них что-то сломалось. Космонавты должны были по крайней мере выжить и по возможности спасти станцию, в идеале вернуть все в рабочий режим. Проблемы бывали очень разные. Вот например: у вас заболел зуб на станции, ваши действия? Отрабатывались всевозможные поломки (помню я ходила кругами вокруг фонтана и думала, что бы еще такое сломать на станции), геополитические ситуации – например, в Казахстане волнения, и запуск корабля Прогресс задерживается.
О: С ума сойти. Это тебе было 24 года и в этом возрасте ты стала тренировать космонавтов?
Ю: Да. Ещё я ездила в Россию, в Звёздный Городок, в центр Энергия, сопровождала туда экипажи. У меня было несколько направлений работы, в частности, я отвечала за стыковку.
О: И долго ты там проработала?
Ю: Четыре года, с 1997 по 2001. Данечка родился в апреле 2000 года. Очень тяжело шла беременность. Я в беременном виде поперлась в командировку в Москву, где мы все очень сильно отравились в заводской столовой. Плохо было всем, но беременная была только я. И мне было хуже всех. Меня вывезли обратно в Америку. Во время родов мне сделали emergency кесарево. Данька родился с кучей проблем, грудь не брал, не спал. Я пыталась работать. Но все эти семейные обстоятельства и моё собственное здоровье, плюс ночные смены в NASA, это всё не клеилось. И я ушла.
О: Да, я понимаю. А у тебя двое детей?
Ю: Нет, трое. Даня, Маша и Ося.
О: Круто! А кто твой муж?
Ю: Боря - руководитель проектов в FDA. Он окончил в Киеве политехнический институт по специальности прикладная математика. По приезду в США он устроился программистом на кафедру психологии в SUNY, заинтересовался когнитивной психологией, окончил University of Chicago с магистерской степенью в decision research. Учился принимать решения в тяжелых условиях. Мы с Борей познакомились под Новый год, в декабре 1998 года, и на третий день знакомства он мне сделал предложение. Я ему говорю «Боря, но ты же меня совсем не знаешь», а он мне - «Это моя специальность – принимать решения в условиях недостатка информации».
О: Действительно, смешно! Ну и смотри, какой удачный брак! Уже более 22 лет, трое детей! Классно Боря принял решение!
Ю: В конце 2021 года мы попали в Калифорнию, Борина работа его туда перевела. Боря занимался Марсом.
О: Марсом?
Ю: Боря разрабатывал управляющие системы марсианской станции. Временами он ездил в Юту и Аризону, сидел в макете станции, выходил гулять в скафандре. С большим удовольствием делал фотографии марсоходов, которые бегали по пустыне Аризоны.
О: Понятно. (Хотя, когда я готовлю это интервью, я думаю: какой Марс, какие вездеходы и какая психология в этих вездеходах, и всё это в 2000 году??? Но спросить во время интервью не сообразила).
Ю: В NASA я была именно инструктором, вела лекции, разрабатывала онлайн-занятия, писала учебные пособия. А когда родились мои дети, мне стало интересно, как устроено образование в Америке. И в 2002 я пошла работать в San Francisco University High School. Это College Prep School в центре Сан-Франциско. Необыкновенно красивый кампус и очень классные учителя. У научного департмента был свой собственный, глубокий курс физики, основанный на истории и storytelling, и прекрасно оборудованная лаборатория. Кроме этого, я преподавала в Cupertino Community College в Силиконовой долине - вела курс space science, astronaut training. БОльшая часть народу, которая этот курс посещала, были телевизионщики и видео-журналисты, они хотели знать, какие случаи бывают в подготовке космонавтов.
О: Мне всё больше начинает казаться, что про твою жизнь нужно снимать кино. Вот бы тут эти телевизионщики пригодились!
Ю: Потом, когда родился Ося, мы жили уже в Мэриленде (переезжали с работой мужа), и я пошла работать part-time в католическую школу для девочек.
О: Да ты что? Серьёзно?
Ю: Работа в этой школе навсегда меня излечила от идеи, что мальчики и девочки обязательно должны учиться вместе. Этим девочкам явно было хорошо друг с другом, и они меньше боялись высказываться, особенно в математике и науке. Я вела там алгебру и physical science.
А тем временем мои собственные дети стали подрастать. Машка – с трёх лет было видно, что ей нравится математика. В 2006 я начала вести занятия для Машки и её друзей. Поиск задач для таких маленьких детей в интернете на тот момент ничего не выдавал. Пришлось пользоваться какими-то олимпиадными задачами для старших, и выдумывать самой. Было это нелегко и я написала в Mathematical Science Research Institute (MSRI), попросила у них помощи в поиске материалов для младших маткружков. Они отозвались: у нас для маленьких детей ничего нет. Но если у тебя есть, поделись с нами! И пригласили меня выступать на конгрессе MSRI, “Great Circles” 2009. Я там познакомилась со многими интересными людьми, такими как Аня Бураго, Маша Дружкова, Jim Tanton, Sam Vandervelde, Dan Zaharopol, Richard Rusczyk, Mark Saul, Татьяна Шубина и многими другими. И после этого конгресса я уже сознательно создала математический кружок Art of inquiry (искусство задавания вопросов) для большего количества детей. Мне хотелось поддержать детей в их желании думать, спрашивать, удивляться. В первый год кружка ко мне ходило 6 детей, во второй - 12, в третий - 25. Когда дошло до 60 человек, стало понятно, что в моём доме они уже не помещаются, и нужно искать другое помещение.
О: Подожди, весь этот кружок жил у тебя дома???
Ю: Ну да. Пока их не стало шестьдесят. Это был очень креативный кружок. Например, когда моей дочери было 6 лет, все дети пришли на Хэллоуин, одетые как разные зверюшки, валялись по полу и устраивали мат бои.
О: С ума сойти.
Ю: Поэтому мы сняли школу неподалёку, куда могли вмещаться 60 детей. Я набрала старшеклассников из физматшколы, и студентов университета, и помогала им создавать планы уроков и вести классы для детей. И даже написала статью «Как не надо организовывать математический кружок», в которой перечислила все грабли, на которые наступила в процессе. Математик Саша Боровик опубликовал эту статью в блоге Лондонского математического общества.
О: Понятно. А с какого года у тебя есть веб сайт artofinquiry?
Ю: Ну, это сложный вопрос, потому что у меня был не один такой вебсайт. Первый artofinquiry, который был com, у меня увели кибер-сквоттеры.
О: Кибер-сквоттеры? Как это?
Ю: Я пропустила время, когда нужно было заплатить за сайт, у меня был грудной ребёнок, голова вообще не работала. А то был 2006 год, такие времена, сегодня забыл заплатить, завтра сайт ушёл. Эти кибер-сквоттеры до сих пор, через 17 лет, иногда мне пишут письма с предложением выкупить у них этот сайт, но я им не отвечаю.
О: Кошмар какой! А что было потом?
***
Продолжение следует.
***
Это интервью сделано в поддержку Юлиного проекта, earthlingshub dot org, который был создан для образования украинских детей беженцев в марте 2022 года. Юля занимается образованием детей в Украине и тех детей, которые покинули страну. Во второй части интервью будут подробности про этот проект. Она нашла украинских преподавателей в Украине, которые могут преподавать по-украински, и которым ей хотелось бы платить за уроки. Я дам в комментах ссылку, куда можно сделать пожертвование.
